Серебряные слезы - Татьяна Тронина

Через три дня на аллеях клиники появилась посетительница. Ее сопровождал Илья Лаврентьевич.

– Вот увидите, он очень вам обрадуется... – сказал он, когда они уже приблизились к той лавке, на которой сидел Андрей и с выражением светлой, рассеянной грусти читал какую-то книгу. – Он столько говорил о вас...

– Не надо, – прервала его посетительница. – Я сама все время думала о нем. Я люблю его.

Илья Лаврентьевич деликатно удалился, а посетительница остановилась перед Андреем, с мягкой и печальной улыбкой глядя на него.

Андрей почувствовал чье-то присутствие, поднял глаза и остолбенел. Книга вывалилась из его рук. Это была «Илиада» Гомера.

– Таня! Нет, не может быть...

– Почему не может? – пожала она плечами. – Ты меня не прогонишь?

– Господи, Таня...

Андрей поспешно вскочил, схватил ее за руки, потом смущенно выпустил... Она сама взяла его ладони в свои, посмотрела прямо в глаза. Он увидел светлые ресницы, зеленые прозрачные глаза... Но мало что в ней осталось от той мрачной гимназистки с косой до пояса, которую он помнил.

Теперь Таня была прелестной молодой девушкой, почти дамой, очень изящно и продуманно одетой, с убранными вверх волосами, которые открывали ее высокую шею. «Лебединую», – подумал Андрей. Шляпка на голове являла собой верх парижского кокетства и очень шла ей.

Исчезла та неопределенная детская белесость, которая превращала Таню в незаметную мышку, бледность превратилась в свет. Яркая белокурая девушка, с восхитительным цветом лица, с прозрачными глазами, напоминающими лесные озера...

– Ты ли это?

– Я. Так ты не ответил – ты меня не прогонишь?

– Нет. – Он вдруг почувствовал прилив необычайного восторга. – Никогда.

Она обняла его, прижалась лицом к его груди, почувствовала стремительный, словно барабанная дробь, стук его сердца.

– Как же хорошо... – невнятно пробормотала она. – Ведь хорошо, когда сбываются мечты? Я тысячу лет мечтала об этом...

Позже, вспоминая эти дни, он понимал, что был тогда по-настоящему счастлив. Да, полон настоящим человеческим счастьем. Любить Таню было легко и радостно – она отзывалась на каждое движение его рук или души, она была готова на все ради Андрея. И она была так красива!

Андрей семимильными шагами шел к выздоровлению. Илья Лаврентьевич искренне радовался этому, а лечащий врач Андрея говорил, что в его практике было не так уж много примеров столь явной и несомненной ремиссии.

Скоро он покинул стены клиники, где провел два года.

Перед уходом он говорил с Ильей Лаврентьевичем.

– Вот и все, – сказал он. – Покидаю вас. Странно, но у меня самые добрые воспоминания об этом заведении...

– Я очень рад за вас, голубчик! – От полноты чувств Илья Лаврентьевич даже прослезился. – Ведь поначалу вы так плохи были, никто и не надеялся, что у вас в голове просветление наступит... Тьфу-тьфу-тьфу! Таким молодцом сейчас!

– Я благодарен вам. С вашей помощью я понял, что у меня только два пути – окончательно погибнуть или возродиться к новой жизни. Признаюсь – погибать в мыслях о ней, в мечтах о ней было сладко... – Андрей уже мог совершенно спокойно произносить Дусино имя, теперь оно не вызывало в нем мучительных судорог и слез, как раньше, стало для него обычным женским именем в череде всех прочих. – Но что за достоинство – погибнуть? Жить гораздо сложнее. И я решил сопротивляться безумию...

– Каким вы видите свое будущее?

– Оно принадлежит Тане.

– А в другом, в социальном плане, так сказать? Фон беруф, как говорят немцы?

– Профессию, милейший Илья Лаврентьевич, я решил сменить – это к вашему вопросу о «фон беруф».

– И чем же вы теперь предполагаете заниматься? – почтительно спросил Илья Лаврентьевич.

– Как, неужели вы не догадались, мой дорогой друг? – Андрей засмеялся и обнял своего собеседника.

Тот покраснел, смущенно почесал свою седую шевелюру.

– Нет, признаться... Да мы и не говорили о том! – сказал он. – О чем я должен был догадаться?

– Я собираюсь избрать духовный путь. Стану священником, у меня будет свой приход... Что может быть лучше? Мысли мои никогда не вернутся к прошлому. Да и вообще, думать о Дусе Померанцевой, кроме как в общечеловеческом смысле, станет грехом...

– Батюшкой, значит, станете... – Илья Лаврентьевич ужасно взволновался и растрогался. – А Татьяна Николаевна, значит, матушкой...

– И не говорите, мой дорогой! – засмеялся Андрей. – Более всего трудно представить Татьяну Николаевну матушкой – уж такая она эффектная женщина, ей только в салонах блистать, на светских раутах. Но она согласна с моим выбором и даже более того – она ему рада. Рука об руку мы пойдем с ней вместе по дороге жизни...

Он говорил о своем будущем, а Илья Лаврентьевич тихо вытирал слезы. Он искренне радовался за Андрея, радовался тому, что эта грустная история так хорошо закончилась. Так благостно!

По выходе из больницы Андрей написал Дусе письмо. Он чувствовал, что должен был сделать это – поставить точку, сказать последнее «прости».

«Прощай, моя любимая! Пишу эти слова, а сам думаю о том, что ты уже не моя любимая, но ни капли сожаления по этому поводу не чувствую. Какое счастье, что ты не моя любимая, а то бог знает на какие муки мы друг друга бы обрекли, в каком аду сейчас бы жили.

Я был кошмаром твоей жизни – я это понимаю сейчас. Я принуждал тебя к тому, к чему ты вовсе не была расположена, но из христианского милосердия ты не могла оттолкнуть несчастного сироту, коим я был. Ты ни в чем не виновата, моя любимая! Я знаю, что тебе пришлось выслушать множество упреков со стороны посторонних в свой адрес, упреков в том, что ты оттолкнула меня, но ты поступила правильно. Ты всегда жила по сердцу, а не по тому, как принуждает мораль!

Не ты подтолкнула меня к опасной черте, разделяющей жизнь и смерть, а я сам решил переступить ее – из глупого упрямства, из дурацких вертерских настроений.

Я желаю тебе счастья – с другим. Я говорю искренне, верь мне.

Пожелай и мне счастья – с другой. Ты ее знаешь, это Танечка Ольшанская. Удивительная, прекрасная девушка, которую я только теперь смог оценить по достоинству, но лучше поздно, чем никогда. Скоро мы обвенчаемся, и, признаюсь, я жду этого дня с нетерпением и радостью...»

Все, о чем мечтал Андрей, действительно сбылось – он женился на Тане и стал священником, окончив Троице-Сергиеву духовную академию. У них родилось двое детей, две девочки. Был еще сын, правда, умерший во младенчестве, но супруги смиренно пережили его смерть... словом, все было хорошо и в высшей степени достойно...