Изгои - Эльмира Нетесова

Ты, родимый, не обижайся на нас, заскорузлых. Не серчай! Ить дедок с зависти тебя обгавкал. Он завсегда паскудным был. Да только куда ему до тебя? Ты ж глянь, какой из себя красавец! С тобой нигде не совестно. Хоть в работе — удалец, и в гульбе — молодец! Когда твое лихо кончится, не погребуй, заскочи ко мне на огонек. Одни мы маемся! Рады тебе будем. А мужик где? — осмелел Егор. Мужика нету. Сбег он от нас! К другой. Та помоложе и покрасивей. К тому ж богатая. Мы простые! Заходи, коль сердце ляжет! Может и нам поможешь в доме? Коли нет, и то ладно! Да храни тебя Бог! — поклонилась Егору и, указав, где живет, ушла на другой берег.

Охрана рот открыла от удивления: Надо ж, как везет Горилле!

Тот может и забыл бы о приглашении бабы, но вскоре пришлось ему ехать в село за почтой. Пока ее отсортировывали, складывали и увязывали, решил заглянуть к Любаше. Та вмиг узнала, в дом позвала: Я на минуту, — извинялся Егор. Обогрейся да поешь. Успеешь, покуда на почте управятся.

Горилла вошел в дом, огляделся. Враз приметил, что мужика в доме нет давно. А и тот, какой имелся, никчемным и безруким жил. Либо ленился, либо пил без просыпу.

Не осуди! Сиротски живем! Бабьи руки не все могут. Кое-как скрипим. Но вот коли завалится изба,

едино, дочку жаль станет. Эта хата старая, считай, ровесница Колымской трассы. Первые свободные поселенцы ее поставили. С тех пор сколько лет прошло.

Люба! Я невольник, до свободы не знаю доживу ли? Как могу обещать тебе? Ведь и теперь свободной минуты не имею. А выйду — домой ворочусь. Хоть никто там не ждет меня, никому не нужен. Но ведь две дочки растут. Им меня, пусть и непутевого, чужой не заменит, — рассказал бабе, за что попал на Колыму.

Бедолага! И как же ты стерпел? — пожалела баба Егора и добавила: — Я ж что сказать тебе хочу! Мужики из зоны выйдя на волю, частенько остаются у нас навсегда. Хотя поначалу все собираются домой вернуться. Коли вздумаешь к своим ехать — в добрый путь! А если не сладится — милости просим. Без угла не останешься…

В тот день он ехал в зону, задумавшись: «И с чего эта баба, впервые увидев, не зная меня вовсе, сама на шею норовит сигануть? Видать, крученая, озорная. Нет бы пригляделась поначалу, сразу в дом завела, совсем не зная. Нет, не стоит к ней заглядывать. Хотя, а что? Не убудет с меня! Мужик все ж. Она сама набивается! Видно, давно одна, некому стало согреть. Разбежались мужики из поселка. Вот и кукуют бабы поодиночке. А зимы тут лютые. Пока похожу, пригляжусь к ней, — думал Егор и тут же себя обрывал: — Засветись у нее, дурак, всему свету на смех. Чужую семью кормить будешь, а свои дети бедствовать станут».

Эй, Горилла! Тебя в спецчасть зовут! Пыли шустрее! — заглянул охранник в конюшню.

Егор тут же забыл о Любе, недавнем визите к ней, и помчался в спецчасть, не понимая, зачем он понадобился.

С сегодняшнего дня изменен режим вашего содержания и отныне вы расконвоированы, — объявили ему.

«С чего бы такое?» — подумал Егор.

А еще через месяц получил письмо из дома от старшей сестры. Горилла никак не ожидал его и, услышав свою фамилию, ушам не поверил: «Мне письмо? От кого? Кому я нужен?». Выхватил конверт и стал читать.

Алена сообщила, что бывшая жена Егора уже замужем за другим. Тещу новый зять уже отправил в стардом, а дочки через год пойдут в школу. О Егоре они знают все и не хотят его видеть. Жена настропалила. Потому девчонки говорят, что не хотят иметь отца- вора. Ну, да это пока она малы, ничего не понимают. А вот недавно к ним приехал какой-то человек хорошо одетый, на дорогой машине. Он все спрашивал о Егоре, узнавал адрес, говорил, будто знаком с тобой и хочет помочь тебе с твоим делом разобраться. «Говорит, что ты слишком много получил за малую вину. Я сказала ему, что платить ему мы не сможем: сами кое-как перебиваемся с хлеба на картошку. Он ничего не ответил и вскоре уехал. А по селу слух пошел, что тебя неправильно засудили. И председатель колхоза сказал, что воры, какие украли у тебя свинячьи деньги, нашлись. Их судить скоро будут, а тебе должно выйти облегченье. Уж и не знаю, как там получится, только дал бы Бог, чтоб быстрее вышел из зоны. В деревне среди своих не пропадешь…».

Кто приезжал в деревню и говорил с сестрой, Егор так и не узнал. Здесь, в зоне, он лишь поначалу считал дни, недели, месяцы, годы, а потом перестал. Махнул на все рукой, решив, что никто не продержит его здесь и одного лишнего дня. Никому он здесь не нужен, а все потому, что даже на Колыме держать зэков стало невыгодно. Каждый день их содержания обходился в круглую копейку, а платить ее никто не хотел. Да и то сказать правду, все продукты и топливо, одежду зэкам и стройматериалы завозили с материка. Почти полностью выстроили заключенные поселок, да только обживать его никто не захотел, не поехали люди в гиблое холодное место. И строительство замерло. Зэки остались без дела.

А тут еще слухи поползли всякие, что все зоны, какие рядом были, закрылись. Заключенных отправляют в другие колонии и зоны: одних — на Сахалин, других — в Заполярье. Те, кого на Чукотку перебрасывают, идут этапом, пешком тысячи километров, через снега и мари. Тех, кто идти сам не может, стреляют на месте, чтоб в пути не маяться. И вокруг этой зоны скоро ничего не останется. Лишь колымская трасса и волки…

Чем мучить нас, отпустили бы по домам. Вон уж и жратва совсем скудной стала. В баланде ни одной картохи за целый месяц не поймал. В животе как в барабане воет, — жаловались зэки.

Теперь, оставшись без работы, они подолгу лежали на шконках, зная, что все не бесконечно. И только Егор не сидел без дела. Ему некогда было размышлять, что будет завтра. А оно грянуло внезапной новостью. И за две недели, не говоря о причинах, перевезли заключенных в Якутию, ближе к городу, к нормальному снабжению, работе.

Егор, как и все, собрался в путь, но ему объявили, что он вместе с несколькими мужиками остается на демонтаж оборудования и зоны.

Вот так-то, мужики! Даже для музея мы не годимся! Все убрать, собрать и перевезти на новое место. А для кого? Кому нужны старые бараки? — недоумевал Егор.

Да не только они! Мы никому не нужны! Чудак ты, Горилла! Глянь, что нам оставили на всю зиму! Да на таких харчах мы и месяц не продержимся! — указали зэки на скудную кучку мешков и ящиков.

Горилла тогда не очень опечалился. А через месяц стал замечать, как с каждым днем уходят силы.

Не стало топлива. Кончились мука и соль. О сахаре и чае давно забыли. Не осталось даже обмылков, чтобы помыть руки. Вот тогда он вспомнил про Любашу. И пошел к ней через глубокие заносы, лютый мороз. Знал, останься он здесь хотя бы на несколько дней, также как Тарас и Сашка, замерзнет к утру насмерть. Он первым понял, что о них забыли, давно вычеркнули из списка живых. Да и кто выстоит? Без еды и тепла на Колыме не выдержит ни одна жизнь.

Только за неделю из двенадцати человек в живых остались семеро. Замерз даже охранник — молодой парнишка, не осмелившийся бросить зэков и уйти от них к людям, туда, где мог выжить. Он так и не проснулся утром. Рядом с двумя окоченевшими зэками остался навсегда на Колыме.