Незнакомцы в поезде - Патриция Хайсмит

— Ага. — Бруно полулежа устроился в большом зеленом кресле.

Анна с жутким грохотом уронила на кафель сервировочную ложку. Странно — что бы она ни сказала, что бы ни спросила, Бруно сохранял полнейшую невозмутимость. Он был просто непрошибаем. И, вопреки логике, это качество не делало общение с ним легче. Наоборот, именно непрошибаемость Чарльза отталкивала Анну сильнее всего.

— А в Меткалфе вы бывали? — крикнула она через перегородку.

— Нет. Хотя побывал бы с удовольствием. А вы?

Потом Бруно пил кофе, стоя у камина. Анна сидела на диване, откинув голову на спинку. В полумраке самым светлым пятном выделялось ее горло над кружевным воротничком платья. Гай говорил, что Анна для него как свет. Если задушить ее, тогда никто не стоял бы между ним и Гаем. От этой мысли Бруно помрачнел, но тут же рассмеялся, переступив с ноги на ногу.

— Чему вы смеетесь?

— Да так, вспомнил одну идею, которую любит развивать Гай. Все имеет двойственную природу. Добро и зло сосуществуют бок о бок. Для каждого решения есть довод против.

— В смысле — у каждой вещи есть две стороны?

— Да нет, это слишком просто! — Все-таки женщины бывают на удивление примитивны! — Все на свете двойственно — люди, чувства! В каждом человеке уживаются двое. И у каждого из нас есть полная противоположность, неизвестная половина личности, которая ждет где-то в засаде.

Он с трепетом повторял слова Гая, хотя, когда впервые услышал их, они ему не понравились. Гай утверждал, что две эти противоположности — смертельные враги, имея в виду себя и Бруно.

Анна медленно подняла голову. Идея была очень в духе Гая, но ей самой он почему-то ничего подобного не говорил. Анна вспомнила анонимное письмо, которое получила прошлой весной. Наверняка его послал Чарльз. Больше никто из знакомых не вызывает у Гая такой болезненной реакции. Чарльз вполне способен чередовать ненависть и преданную дружбу.

— И дело не просто в существовании добра и зла, а в том, как они проявляются в действиях, — весело продолжал Бруно. — Кстати, надо обязательно рассказать Гаю, как я дал тысячу долларов нищему. Видите ли, я мечтал это сделать, как только обзаведусь собственными деньгами. Так вот, даю я нищему пачку купюр — и, думаете, слышу в ответ благодарность? Как бы не так! Я двадцать минут убеждал его, что деньги не фальшивые! Пришлось при нем разменять одну сотенную в банке! Тогда он поверил и решил, что я псих!

Бруно опустил глаза и покачал головой. Он надеялся, что это будет незабываемое приключение, но на следующий день мерзавец сидел с протянутой рукой на том же углу, да еще и зыркнул недобро — как же, ему не принесли еще тысячи!

— О чем я…

— О добре и зле, — напомнила Анна.

Бруно вызывал у нее презрение. Теперь она понимала эмоции Гая, вот только не могла понять, зачем Гай его терпит.

— Ах, ну да. Добро и зло проявляется в действиях. Вот, к примеру, убийцы. Гай считает, что законной карой их не исправишь. Внутри у каждого человека свой суд, он сам назначает себе достаточное наказание. Если верить Гаю, человек вмещает в себе вообще все!

Бруно расхохотался. Он был так пьян, что очертания Анны плыли перед глазами, однако ему хотелось выложить ей все разговоры с Гаем, вплоть до последней маленькой тайны, о которой следовало молчать.

— Выходит, человек, не имеющий совести, остается безнаказанным?

Бруно посмотрел в потолок.

— Выходит, что да. Совести не имеют те, кто слишком туп, и те, кто слишком порочен. Тупых, как правило, ловят. Но возьмем двух убийц — жены Гая и моего отца. — Бруно старался принять серьезный вид. — Оба они наверняка умнейшие люди, вы не находите?

— В смысле — у них есть совесть и ловить их уже не надо?

— Ну бросьте, не надо утрировать! Я вот к чему: не думайте, что они не страдают! Хоть немного, в своей манере. — Бруно снова расхохотался; спьяну он сам не понимал, к чему ведет. — Они не маньяки, вопреки тому, что приписывают убийце Мириам. Наши власти так плохо разбираются в криминологии! Подобное убийство требует тщательного планирования.

Тут он внезапно вспомнил, что убийство Мириам как раз совсем не планировал. Зато до мелочей просчитал убийство отца, так что его утверждение неголословно!

Анна прижимала пальцы ко лбу, будто у нее разболелась голова.

— Что с вами?

— Ничего.

Он подошел к стойке смешать ей коктейль; Гай встроил бар в стену возле камина, Бруно собирался сделать у себя дома точно так же.

— Откуда у Гая в прошлом марте взялись царапины на лице? — ни с того ни с сего спросила Анна.

Бруно обернулся. Гай уверял, что она не знает о царапинах.

— Какие?

— Не просто царапины — порезы. И синяк на голове.

— Я не в курсе.

— Он подрался с вами?

В глазах у Чарльза вспыхнул странный розоватый блеск. Анне не хватило лицемерия, чтобы улыбнуться. Сомнений у нее не осталось. Она чувствовала, что Чарльз готов броситься на нее, но не отводила взгляда. Если она сообщит о драке Джерарду, это докажет, что Чарльз знал об убийстве.

На лицо Чарльза вернулась улыбка.

— Нет, конечно! — рассмеялся он и сел в кресло. — В марте я вообще его ни разу не видел. Меня даже в городе не было.

У него вдруг стало нехорошо в животе — не от вопросов, просто нехорошо. А если с ним опять случится приступ, сейчас или завтра утром? Нельзя отключаться, нельзя, чтобы все это произошло на глазах у Анны!

— Думаю, мне пора, — пробормотал Бруно, вставая.

— Вам плохо? Вы как-то побледнели.

В ее голосе не было сочувствия. Способна ли на сочувствие хоть одна женщина, кроме его матери?

— Спасибо вам за… за гостеприимство.

Она вручила ему пальто, и Бруно, стиснув зубы, поплелся к машине, припаркованной вдалеке у обочины.

Спустя несколько часов в уже спящий, темный дом приехал Гай. Он бегло осмотрел гостиную, заметил окурок, брошенный в камин, сбитую подставку с курительными трубками на журнальном столике, вмятину на диванной подушке. Тут и там были неправильности, которые не могли создать Анна, Тедди, Крис или Хелен Хэйберн. Разве он не знал, что это произойдет?

Он побежал в гостевую спальню, не нашел там Бруно, зато увидел на тумбочке распотрошенную газету и несколько мелких монет, небрежно выложенных из кармана. За окном занимался рассвет, совсем как тогда. Гай развернулся спиной к окну, дыхание вырвалось из груди со всхлипом. Зачем Анна с ним так поступила? Именно сейчас, когда это невыносимо! Когда одна половина его находится в Канаде, а другая — здесь, в сжимающейся хватке Бруно! Бруно, который теперь избавлен от полицейского преследования! Полиция хоть немного держала его в узде! Но теперь он перешел все границы! Больше так продолжаться не может!