История России. От Горбачева до Путина и Медведева - Дэниэл Тризман

Но не только партийные лидеры неожиданно открыли свои национальные черты. Рядовые члены партии также покидали ее ряды. Почти половина лидеров Эстонского народного фронта были членами коммунистической партии, как и 30 % участвующих в создании съезда Народного фронта Латвии, и одна треть оргкомитета Белорусского народного фронта. Около одной четверти делегатов в учредительный съезд украинского «Руха» были коммунистами, как и четверо из десяти членов, избранных в секретариат организации.

Для многих национализм стал последней возможностью сохранения своей власти и доступа к ресурсам.

Если многие сторонники национального самоопределения были новообращенными в этом деле, то некоторые представители не искали даже национального самоопределения. Многие этнические российские жители нероссийских республик также выходили из Союза. В Эстонии по состоянию на весну 1991 года 37–40 % этнических неэстонцев поддерживали независимость, а к моменту начала августовского путча так же поступили 55 % представителей российской республики. В Латвии проведенные в то время исследования показали, что от 38–45 % жителей нелатышского происхождения благоприятствовали независимости. Русский писатель Владлен Дозорцев[77]служил управляющим в Совете Латвийского народного фронта и помог написать его программу. В апреле 1990 года был проведен опрос жителей Вильнюса по поводу того, должен ли литовский парламент отозвать свое решение о восстановлении независимого государства. 42 % русских и 58 % поляков из местных жителей ответили «Нет».

В Украине хотели отделиться не только этнические украинцы. На декабрьском референдуме 1991 года 55 % исконно русских избирателей поддержали независимость. Западные регионы Украины входили в состав Польши до Второй мировой войны, и поэтому неудивительно, что там была самая высокая поддержка независимости. Но даже на сильно русифицированном востоке страны более 80 % населения одобряли суверенитет, так же как и большинство жителей Крыма, который был территорией России до 1954 года. Этнически русский вице-спикер украинского правительства Владимир Гринёв был горланящим сепаратистом.

Еще одна проблема с изображением национального взрыва заключается в том, что большинство людей в республиках остались равнодушными к националистическим призывам за несколько месяцев до развала Советского Союза. Хотя небольшие группы убежденных националистов существовали почти повсюду, но чтобы стать политически значимыми, требования нужно было распространить среди широкой общественности. Спустя годы после начала гласности опросы выявили на удивление малое национальное сознание и тем более поддержку сепаратизма. Вплоть до осени 1989 года исследование показало, что в странах Балтии только 47 % респондентов высказались в пользу[78]«борьбы за полную политическую независимость республик, не исключая выхода из Союза». В Украине эта доля составляла всего лишь 20 %, а в Армении – 17 %. По состоянию на май 1990 года 52 % этнических молдаван в Молдавской республике по-прежнему поддерживали, оставаясь в составе СССР, независимость или воссоединение с Румынией. В марте 1991 года Горбачёв провел референдум[79], на котором спросил: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновлённой федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Конечно, альтернативный вопрос по поводу разделения выступал в наиболее привлекательном свете. Грузия, Армения, Молдова и страны Балтии отказались от референдума. Но в девяти республиках, которые принимали участие, значительное большинство поддерживало сохранение СССР. В Беларуси это был выбор 83 % (69 % имеющих право голоса), а в России 71 % (54 % имеющих право голоса). В каждой из пяти центральноазиатских республик и Азербайджана более 90 % проголосовали в поддержку разделения.

Но тогда настроения менялись в одной республике за другой, казалось, что это скорее не взрыв, а эстафета. Во-первых, в апреле 1989 года убийство советскими войсками 19 безоружных демонстрантов вызвало внезапное ужесточение народа в Грузии: в сентябре 89 % полагали, что республика должна быть независимой. Затем присоединилась Прибалтика. К лету 1990 года по крайней мере 80 % этнических эстонцев, латышей и литовцев выступали за полную независимость. В течение следующего года этому примеру последовали и другие республики. К августу 1991 года 79 % жителей Молдовы всех национальностей способствовали отделению от Союза. В октябре того же года 94 % избирателей на референдуме поддержали туркменскую независимость, это было только на 4 % меньше, чем те, кто проголосовал за сохранение Союза в марте. В Украине, где в марте 70 % человек проголосовали за сохранение СССР, в декабре уже 90 % высказались за то, чтобы отделиться от Союза.

Чем же можно объяснить эти внезапные повороты? Вполне возможно, что до середины 1991 года большинство советских граждан были слишком напуганы, чтобы признаться в сепаратистских наклонностях исследователям общественного мнения. Однако в тех же опросах они свободно критикуют практически все функции правящего режима. Представляется более вероятным тот факт, что настроение просто изменилось. Гласность не развязала националистических настроений, которые поджидали снаружи. Она каким-то образом породила сепаратистские устремления, которые в большинстве мест не были широко распространены. И так же, как смещались границы постижимого, смещались и границы общественных потребностей.

Эти изменения в общественном мнении отражаются в структуре уличных демонстраций. Марк Бейссинджер собрал информацию о более чем 6000 массовых акций протеста, которые произошли в Советском Союзе в 1987–1992 годах. Его данные, наиболее достоверные и доступные, показывают, как количество участвующих в демонстрациях выросло практически с нуля в январе 1987 года и достигло пика примерно в 7,7 миллиона в ноябре 1988 года, когда сотни тысяч людей вышли на улицы Еревана, Баку, Тбилиси и Риги. Требования, предъявляемые в протестах, изменялись волнами между 1987 и 1990 годом (рис. 5.1) – от прав человека и политических свобод, сохранения исторических памятников и уважения к нероссийским языкам и культурам до прямого выхода из состава СССР. Поскольку жизнь ухудшилась с начала 1989 года, началась новая волна демонстраций, связанная с экономическими вопросами. А обострение антисоветской агитации вызвало контрдемонстрации в поддержку советской власти. Такие волны по всей стране были неодинаковыми. Масштабные демонстрации за отделение произошли сначала в Грузии, затем распространились в страны Балтии, Армению, Украину и в конце концов в Молдову (рис. 5.2). Такие события никогда не происходили в Центральной Азии.