Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 - Карл Хайнц Абсхаген

Иногда в узком кругу или в беседе с глазу на глаз итальянец довольно откровенно высказывал свое мнение по тому или иному вопросу. В дневнике Ульриха фон Хасселя есть запись разговора с советником юстиции Донаньи, одним из наиболее доверенных лиц Канариса. Как писал фон Хассель, по словам Донаньи, осенью 1941 г. итальянские офицеры (по всей вероятности, сотрудники военной разведки) уверяли адмирала, что Муссолини должен быть и будет свергнут итальянской армией. Во всяком случае, Канарис всегда своевременно узнавал о намерениях армейских кругов Италии по устранению фашистского режима и выхода страны из войны против союзников. И Канарис благожелательно воспринимал эти планы, связывая с ними собственные надежды. Во-первых, он полагал, что выход итальянцев из войны стал бы важным шагом в направлении окончания враждебных действий на всех фронтах. Во-вторых, Канарис считал, что отстранение Муссолини от власти подорвет веру немецкого народа, молодых офицеров и солдат в незыблемость авторитарной системы и одновременно подтолкнет все еще колеблющийся германский генералитет к решительным действиям против Гитлера и его правления. Однако, несмотря на благоприятные предпосылки[25], движение Сопротивления в Италии развивалось медленнее, чем предполагал Канарис, основываясь на сообщениях своих доверенных лиц, а когда в июле 1943 г. король наконец сместил Муссолини, а новое правительство Бадольо арестовало его, то момент был уже упущен и влияние этого события в Германии благодаря хорошо отлаженной системе тотальной слежки и террора оказалось минимальным.

Между тем Канарис продолжал поддерживать тесную связь с шефом итальянской военной разведки и часто выезжал в Италию, чтобы лично знакомиться со всеми фазами развития этого процесса. С одним из этих посещений связан эпизод, который при всей своей кажущейся незначительности стоит здесь упомянуть, ибо он высвечивает человеческие качества характера начальника военной разведки немецкого вермахта. Весной 1943 г.

Канарис встретился с генералом Аме в Венеции. Длительные переговоры проходили в гостинице «Даньели», в которой Канарис и проживал. Переговоры закончились торжественным ужином в кругу руководящих сотрудников обеих сторон, в тот момент находившихся в Венеции. За трапезой Канарис заметно нервничал и волновался. Он заказал служебный разговор со своим мюнхенским филиалом и с нетерпением ожидал связи. Когда связь наладилась и Мюнхен, наконец, отозвался, Канарис сначала засыпал говорившего на другом конце сотрудника филиала вопросами о здоровье двоих своих собак, которые при отъезде адмирала, по всей видимости, чувствовали себя неважно. Заключительная часть телефонного разговора, посвященная служебным вопросам, была сравнительно короткой. Это очень удивило генерала Аме и его коллег и даже показалось странным, что Канарис придает такое значение благополучию собак, когда в любой день может быть принято решение, способное потрясти и изменить мир. И даже некоторые из сотрудников абвера были твердо убеждены, что собачья тема представляла собой зашифрованную передачу сведений, по заранее обусловленному между Канарисом и Мюнхеном устному коду, чтобы таким путем познакомить начальника абвера с поступившей важной информацией. Только немногие, приехавшие вместе с Канарисом из Берлина, знали, что данный телефонный разговор не содержал никакой тайны и что адмирал действительно сильно беспокоился о своих заболевших собаках.

Чем сильнее давил на плечи груз каждодневных забот и опасений, связанных с продолжающейся мировой войной и неизбежными хлопотами заговорщиков, чем больше он разочаровывался в окружавших его людях, тем чаще искал Канарис утешения в общении с бессловесными существами. Со временем его природный ум приобрел дополнительную остроту и глубину, а его способность к анализу и оценке фактов настолько усовершенствовалась, что даже самые толковые сотрудники не всегда поспевали за ходом его мыслей, выводя Канариса из себя. И получалось в результате, что он срывал свое недовольство жизнью на людях, которых он любил и ценил и которые были самыми верными его последователями. Понимая всю несправедливость своих поступков, Канарис тем не менее не мог с собой ничего поделать. В условиях мучительных интеллектуально-психологических переживаний бескорыстная привязанность бесхитростных животных стала для него своего рода потребностью и первой помощью. С ними он был неизменно терпелив и ласков. Привычка Канариса постоянно иметь при себе сахар, чтобы при случае угостить лошадь или ослика, немало удивляла испанцев, как правило не испытывавших к животным сентиментальных чувств. И все же особую любовь Канарис питал как к своим собакам, так и к собакам вообще. Переехать на дороге колесами автомобиля собаку было для него невозможно, он посчитал бы это тягчайшим преступлением. Все его водители имели на этот счет строжайшие указания. Когда же Канарис сам садился за руль, то он был готов резко затормозить, подвергая опасности сопровождающих его людей, но ни при каких обстоятельствах не позволил бы себе сбить машиной случайно оказавшуюся на пути собаку.

Мы уже называли Зеппла, любимую его таксу, чья фотография украшала карниз камина в кабинете Канариса на Тирпицуфен в Берлине. Пока Канарис находился в заграничной служебной командировке, Зеппл захворал и, несмотря на все усилия ветеринарных врачей, умер. И это событие вызвало переполох не только в доме Канариса. Ломали голову над проблемой и в группе абвера «Аусланд», которую известили о случившемся. Все размышляли над тем, как сообщить Канарису о кончине его любимца. В конце концов кого-то озарило. Начали искать через берлинских торговцев собаками жесткошерстную таксу, похожую на почившего Зеппла, в надежде, что наличие новой собаки в какой-то мере смягчит горе от потери любимца. В конце концов удалось раздобыть вполне подходящий экземпляр, и идея оказалась весьма удачной. Хотя Канарис был глубоко огорчен смертью Зеппла, однако другое бессловесное создание было рядом и требовало к себе внимания и ласки.

Однако нам пора вернуться к итальянской проблеме. Бесславное низложение Муссолини королем Виктором-Эммануилом III, совершенное 25 июля 1943 г., породило в руководящих кругах 1ретьего рейха небывалое смятение. В окружении Гитлера возникло множество самых невероятных проектов, но потом, после заявления Бадольо о решимости нового правительства продолжать войну, страсти несколько поутихли. Однако филиал абвера в Риме, сотрудники которого располагали источниками информации во всех слоях итальянского общества, вскоре доложил, что чересчур обольщаться не стоит, так как если не лично Бадольо, то все остальные члены правительства вскоре выступят за прекращение военных действий против союзников и, весьма вероятно, приведут Италию в лагерь государств, воющих с Германией. Эти сообщения Кейтель, по словам Канариса, отказался передать Гитлеру, потому что они якобы противоречили оценкам германского посольства в Риме и лишь напрасно «взволновали бы фюрера».

И хотя в ставке Гитлера еще по-настоящему не верили в возможность выхода Италии из состава оси, там все-таки вынашивали разнообразные планы на случай, если новому итальянскому правительству вдруг взбредет в голову проявить самостоятельность и далее пойти собственным путем. Готовились, например, не только «освободить» Муссолини – что вскоре успешно осуществили, – но одновременно захватить и короля Виктора-Эммануила. Намеревались также увезти из Ватикана самого понфитика и поместить его в каком-нибудь «безопасном месте» на территории, подвластной Германии. Слухи об этих сумасбродных проектах дошли и до Канариса. Он был не только глубоко возмущен, но ясно представлял себе, что применение ставших привычными для нацистов гангстерских методов к коронованной особе и к самому папе римскому окончательно лишит немецкий народ всякого уважения мирового сообщества и значительно ухудшит положение побежденной Германии.