Конев. Солдатский Маршал - Сергей Михеенков

Конечно, расстреляют или сожгут живыми. Видимо, надо послать адъютанта вывезти их из деревни в Москву, которую мы будем защищать до последнего вздоха, но врагу не сдадим, нет, не сдадим!

Проехав до центра города Малоярославец, я не встретил ни одной живой души. Не то люди ещё спали, не то уже бежали дальше, в тыл страны. В центре, около здания райисполкома, увидел две легковые машины типа “Виллис”.

— Чьи это машины? — спросил я у спавшего шофёра. Шофёр, проснувшись и часто заморгав, ответил:

— Это машина Семёна Михайловича, товарищ генерал армии.

— Где Семён Михайлович?

— Отдыхает в помещении райисполкома.

— Давно вы здесь? — спросил я у шофёра, который окончательно проснулся.

— Часа три стоим, не знаем, куда нам ехать.

Войдя в райисполком, я увидел дремлющего С.М. Будённого, видимо, более двух-трёх суток не брившегося и осунувшегося.

С Семёном Михайловичем мы тепло поздоровались. Было видно, что он многое пережил в эти трагические дни.

— Ты откуда? — спросил Будённый.

— От Конева, — ответил я.

— Ну, как у него дела? Я более двух суток не имею с ним никакой связи… Вот сижу здесь и не знаю, где мой штаб.

Я поспешил порадовать Семёна Михайловича:

— Не волнуйся, твой штаб на 105 километре от Москвы, в лесу налево, за железнодорожным мостом через реку Протва. Там тебя ждут. Я только что разговаривал с Мехлисом и Боголюбовым. У Конева дела очень плохи. У него большая часть фронта попала в окружение, и хуже всего то, что пути на Москву стали для противника почти ничем не прикрыты.

— У нас не лучше. 24-я и 32-я армии разбиты, и фронта обороны не существует. Вчера я сам чуть не угодил в лапы противника между Юхновом и Вязьмой. В сторону Вязьмы вчера шли большие танковые и моторизованные колонны, видимо, с целью обхода с востока.

— В чьих руках Юхнов? — спросил я Семёна Михайловича.

— Сейчас не знаю, — ответил Будённый. — Вчера там было до 2 пехотных полков народных ополченцев 33-й армии, но без артиллерии. Думаю, что Юхнов в руках противника.

— Ну, а кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?

— Когда я ехал сюда, — сказал Семён Михайлович, — кроме трёх милиционеров, в Медыни никого не встретил. Местные власти из Медыни ушли.

— Поезжай в штаб фронта, — сказал я Семёну Михайловичу, — разберись с обстановкой и доложи в Ставку о положении дел на фронте, а я поеду в район Юхнова. Доложи Сталину о нашей встрече и скажи, что я поехал в Калугу. Надо разобраться, что там происходит».

Из этого фрагмента можно понять, что Жуков прибыл в штаб Резервного фронта в качестве представителя Ставки. Однако, размышляя о родине и родственниках, оставшихся в Стрелковке, он сокрушается о том, как могут поступить фашисты «с матерью, сестрой и племянниками командующего фронтом». Именно командующего фронтом…

В этой редакции у автора много путаницы и противоречий, а порой и неточностей. К примеру, Георгий Константинович пишет, что по дороге он наткнулся на 17-ю танковую бригаду, которой командовал его соратник по Халхин-Голу И.И. Троицкий. От него якобы Жуков узнал, что Юхнов занят немцами. В «Воспоминаниях и размышлениях» приводится даже диалог бывших боевых товарищей по Халхин-Голу Но правда состоит в том, что полковник И.И. Троицкий в это время служил в должности начальника штаба 61-й танковой дивизии Забайкальского фронта и продолжал служить в Забайкалье до конца Великой Отечественной войны. А 17-й танковой бригадой командовал майор Н.Я. Клыпин, талантливый командир и храбрый человек, Герой Советского Союза. Ошибочно назван «полковником Смирновым» и командир 312-й стрелковой дивизии, в то время сражавшейся под Малоярославцем, полковник А.Ф. Наумов. Перечень неточностей можно продолжать, но суть в другом. В том, как изобразил в своих мемуарах Маршал Победы историю генерала Конева.

Маршал Жуков: «В районе Калуги меня догнал на машине офицер штаба Резервного фронта и вручил телефонограмму начгенштаба Шапошникова, в которой было сказано: “Верховный Главнокомандующий приказал Вам немедленно прибыть в штаб Западного фронта. Вы назначаетесь командующим Западным фронтом”.

Развернув машину, мы тотчас же поехали в обратном направлении — в штаб Западного фронта. Утром 10 октября я прибыл в штаб Западного фронта, который теперь располагался в 3—4 километрах северо-западнее Можайска.

В штабе работала комиссия Государственного Комитета Обороны в составе: Молотова, Ворошилова, Василевского, — разбираясь в причинах катастрофы войск Западного фронта. Я не знаю, что докладывала комиссия Государственному Комитету Обороны… Во время комиссии ГКО и моего разговора с ней вошёл Булганин и сказал, обращаясь ко мне:

— Только что звонил Сталин и сказал: как только прибудешь в штаб, чтобы немедля ему позвонил.

Я позвонил, по телефону ответил лично Сталин:

— Мы решили освободить Конева с поста командующего фронтом. Это по его вине произошли такие события на Западном фронте. Командующим фронтом решили назначить вас. Вы не будете возражать?

— Нет, товарищ Сталин, какие же могут быть возражения, когда Москва в такой смертельной опасности, — ответил я Верховному.

— А что будем делать с Коневым?

— Оставьте его на Западном фронте моим заместителем. Я поручу ему руководство группой войск на Калининском направлении. Это направление слишком удалено, и мне нужно иметь там вспомогательные управления, — доложил я Верховному.

— Хорошо. В ваше распоряжение поступают оставшиеся части Резервного фронта, можайской линии и резервы Ставки, которые находятся в движении к можайской линии обороны. Берите скорее всё в свои руки и действуйте.

— Хорошо. Принимаюсь за выполнение указаний, но прошу срочно подтягивать более крупные резервы, так как надо ожидать в ближайшее время наращивания удара немцев на Москву.

Войдя в кабинет, где работала комиссия, я передал ей свой разговор со Сталиным. Разговор, который был до моего прихода, возобновился. Конев обвинял Рокоссовского в том, что он не отвёл 16-ю армию, как было приказано, в лес, восточнее Вязьмы, а отвёл только штаб армии. Рокоссовский сказал:

— Товарищ командующий, от вас такого приказания не было. Было приказано отвести штаб армии в лес восточнее Вязьмы, что и выполнено.

Лобачёв (член Военного совета 16-й армии):

— Я целиком подтверждаю разговор командующего фронтом с Рокоссовским. Я сидел в это время около него.

С историей этого вопроса, сказал я, можно будет разобраться позже, а сейчас, если комиссия не возражает, прошу прекратить работу, так как нужно проводить срочные меры. Первое: отвести штаб фронта в Алабино; второе: товарищу Коневу взять с собой необходимые средства управления и выехать для координации действий группы войск на Калининское направление; третье: Военный совет фронта через час выезжает в Можайск к командующему можайской обороной Богданову, чтобы на месте разобраться с обстановкой на Можайском направлении. Комиссия согласилась с моей просьбой и уехала в Москву».