Ромул - Михаил Евгеньевич Бондаренко

привет.

Вот уж пожаром блестит пылающий лагерь рутулов:

            Я предрекаю, о Турн, близкую гибель твою!

Лагерь Лаврента я зрю, предо мною Лавиния стены,

            Долгую Альбу — оплот вижу Аскания я,

Или я, вижу тебя, о жрица, любезная Марсу,

            Вижу, как бросила ты Весты святой алтари,

Тайный брак завершен, упали девичьи повязки,

            Страстного бога доспех на побережье забыт.

Траву щипите, быки, пока можно, на всем семигорье,

            Скоро на этих лугах мощный воздвигнется град…»

(Перевод Л. Е. Остроумова)

10. Проперций, Секст (около 50–15 до н. э.)

«Элегии»

II. 6. 19–22.

Что мне примеров искать у греков? Ты вождь преступлений,

            Ромул, — вскормили тебя хищной волчицы сосцы.

Ты научил, как украсть безнаказанно чистых сабинок;

            Из-за тебя в наши дни в Риме беспутен Амур.

III. 9. 49–51.

Или как римлян быки паслись на холме Палатинском,

            Стены могу описать — гибелью Рем их скрепил, —

Или царей-близнецов, вскормленных грудью волчицы…

IV. 1. 1–56.

Странник, смотри: этот Рим, что раскинулся здесь перед нами,

            Был до Энея холмом, густо поросшим травой.

На Палатине, где храм возвышается Феба Морского,

            Прежде изгнанник Эвандр пас лишь коров да быков.

Не воздвигались тогда, как теперь, золоченые храмы:

            Было не стыдно богам глиняным в хижинах жить.

С голых утесов скалы гремел Тарпейский Юпитер,

            И водопоем скоту Тибр-чужестранец служил.

Где на подъеме горы стоит дом Рема, когда-то

            Общий для братьев очаг был и державою их.

Где заседает сенат в окаймленных пурпуром тогах,

            Там собирался старшин попросту, в шкурах, совет.

Сельский рожок созывал на сходку древних квиритов,

            Сотня их всех на лугу и составляла сенат.

Не волновались еще над изгибом театра завесы,

            Не орошал в старину сцену душистый шафран.

Не было нужды искать никому богов иноземных,

            Раз трепетала толпа перед святыней отцов,

Иль ежегодно справлять Палилии, сено сжигая,

            Вместо чего в наши дни куцего режут коня.

Скромная Веста была венчанному ослику рада,

            Скудные жертвы везли, тощих впрягая коров,

Кровью жирной свиньи перекрестки тропинок святили,

            Печень овцы под свирель в жертву пастух приносил.

В шкуре козлиной хлестал всех плетью ременною пахарь:

            Священнодействует так Фабий Луперк и теперь.

Грубый боец не блистал, врагов устрашая, доспехом:

            Все обожженным дубьем попросту бились тогда.

В шапке волчьей Лукмон впервые лагерь устроил,

            Татию больше хлопот было тогда средь овец.

Титии следом пошли, Солонийские Луцеры, Рамны,

            Белых коней четверню Ромул отсюда погнал.

Город был мал и вдали подгородные были Бовиллы,

            В Габиях, жалких теперь, густо толпился народ,

Имя по белой свинье получившая, высилась Альба,

            Даже и путь до Фиден долгим казался тогда.

Римляне имя свое получили от города Рима,

            Но не стыдятся они крови волчицы своей.

Счастье, что ты привела сюда своих, Троя, Пенатов:

            Видно, дарданский корабль вещая птица вела!

Было приметой благой уже то, что его не разрушил

            Конь из еловых досок, чрево раскрывший свое

В час, как на шее повис у сына дрожащий родитель

            И остерегся огонь плечи сыновние жечь.

Деция дух возник, вознеслись и Брута секиры,

            Меч Венера сама Цезарю здесь подала,

В гордой победе неся воскресающей Трои доспехи:

            Древле богов твоих, Юл, к счастью земля приняла,

Если треножник вещал смятенной авернской сивиллы,

            Что авентинский Рем жертвой искупит поля,

Если гласили слова пергамской пророчицы внятно,

            Позднюю правду неся древней Приама главе:

«Бросьте, данайцы, коня! Не к добру вам победа: Юпитер

            Вновь Илион воскресит, пеплу оружие даст».

Марса волчица, о ты, кормилица лучшая Рима,

            Дивные стены взросли от твоего молока!

IV. 2. 49–52.

Ты же, о Рим, ты и сам присудил моим тускам награду:

            Целая улица здесь Тусской зовется поднесь

С давней поры, как пришел Ликомед с дружиной союзной,

            Лютого Татия строй, войско сабинов разбил.

IV. 4.

Буду тарпейскую сень и могилу Тарпеи презренной

            Петь и захваченный в плен древний Юпитера храм.

В роще тенистой была плющом сокрыта пещера,

            Там, где плеск родников с шумом сливался дубрав, —

Тихий Сильвана приют, куда овец зазывала

            Часто в полуденный зной ласковым звоном свирель.

Татий источники те обнес частоколом кленовым

            И, наваливши земли, лагерь надежный возвел.

Чем в эту пору был Рим, когда рядом Юпитера скалы