Вепрь. Феникс - Константин Калбазов

У контрабандистов все было иначе. Здесь подбирались не сорвиголовы, а люди, зачастую обремененные семьями, и их деятельность рассчитана именно на содержание семей. Далеко не каждого капитан возьмет в команду, предпочитали вообще придерживаться старинных связей, нередко на одном и том же корабле трудились поколениями, принимая эстафету от отцов. Дело это тонкое, все время под угрозой разоблачения и предания суду, так что надежность и преданность человека не менее ценны, чем его профессиональные качества. Яркий пример — одноногий Хрящ, которого и не подумали списывать из-за увечья. Отсюда и нелюбовь ко всякого рода авантюрам типа перестрелок с пиратами. Лучше уклониться, закружить охотника и, юркнув в ночь или туман, оторваться от погони.

Но на этот раз они лишены выбора. Тройная плата — оно, конечно, хорошо, но терять людей Окуню вовсе не улыбалось, поэтому он послал бы Звана вместе с платой куда подальше. Но тут дело оборачивалось так, что возжелай он этого — и неприятности могли начаться задолго до подхода пиратов. И людей бы он потерял изрядно, в этом сомнений никаких, и от разбойников не сумел бы уйти — попросту не хватит людей для эффективного маневрирования.

Маневр на парусном судне — это не просто переложить руль и изменить курс. К каждому повороту нужно готовиться, на ходу менять постановку парусов, где-то подтянуть, где-то ослабить, и еще бог знает сколько «где-то», все зависит от ветра, волнения на море, местоположения кораблей, отдаленности от берега, наличия подводных скал… да много от чего. Людей же на «контрабандисте» — лишь с небольшим запасом, а зачастую и без оного, им на абордаж не ходить.

— Не боись, Окунь, все будет нормально, — подбодрил Зван кормчего, нервно теребившего бороду.

— Какое, к черту, «нормально»! Сказать кому, что я решил биться с «пиратом», так за умалишенного примут. Может, все же того… Не бойцы мы.

— Зато мы бойцы первостатейные.

— И много ты бился в море?

— Опять пустое говоришь. Дело делай.

Расстояние сократилось до кабельтова, когда по левому борту шлюпа ударили четыре пушки. Еще две были по корме, но их «пират» использовать не мог, потому как для этого нужно изменить курс, а значит, дать добыче шанс сманеврировать. Это возможно с тихоходным торговцем, но неприемлемо для той дичи, с которой он имел дело сейчас. Этому только дай возможность — сразу ускользнет.

— Книппелями бьют, — когда над головой с противным воем пронеслись снаряды, резюмировал кормчий.

Предпринять что-либо он не успел. Чутье у кормчего слегка притупилось необычностью ситуации, отчего нервишки пошаливали и всего потряхивало. Но помог низкий профессионализм пиратских канониров. Только один заряд угодил в парус, проделав в нем изрядную прореху. Будь ветер посвежее или парусина плохого качества — и вполне вероятно, что они бы уже слышали треск разрываемой материи. Но Бог миловал, и удачный выстрел никоим образом не сказался на ходе судна.

А вот на такой подарок Зван и не надеялся. Очевидно, Смолет решил, что у него на борту достаточно народу, чтобы управиться с экипажем «щуки», а, главное, сбить ход и лишить ее маневренности. Разумеется, книппеля на кулевринах не шли ни в какое сравнение с таковыми у пушек, но вот практика показала, что он не ошибся и эффект от двух маленьких и поворотистых проказниц куда выше, чем от старших товарок. Все, славенин, считай, уже в руках. Шлюп резко пошел на сближение, пока добыча разбиралась с парусами.

На «Шустром» часть команды и впрямь спешила закрепить парус, вот только о бегстве уже никто не думал. Одни изначально не собирались никуда бежать, другие уже осознали, что убежать не получится, и, переполненные злобой как на пассажиров, так и на преследователей, набирались решимости, чтобы принять свой последний бой.

— Начали! — прокричал Зван.

По этой команде Соболь и Куница припали к карабинам, пристроившись за щитами, и открыли огонь по обслуге кулеврин. Эти маленькие орудия можно было куда проще и быстрее перезарядить, и если заряд окажется картечным (а это скорее всего будет именно так, ведь корабли сейчас сходились для ближнего боя), то бед они понаделают много. Расположены они выше надстроек «щуки», так что бить будут над щитами. Главное, не дать им больше выстрелить.

Раздались первые выстрелы, которые затем стали раздаваться один за другим. Наличие под ногами качающейся палубы и постоянно меняющаяся дистанция вносили, разумеется, свои коррективы. Далеко не каждый выстрел достигал цели, но все же попадания были. За короткий срок они расстреляли по одному барабану, при этом израсходовав обслугу. У каждой кулеврины суетились по два человека, так что вскоре пиратам пришлось задуматься об их замене, что, впрочем, не заняло много времени, как и перезарядка карабинов у бывших браконьеров. Когда было израсходовано по второму барабану, корабли успели сблизиться на расстояние мушкетного выстрела.

На «пирате» у бортов уже столпились стрелки, изготавливающиеся к залпу. Дабы не искушать судьбу, Зван решил не мешать этому намерению: он приказал парням укрыться и сам выполнил свою же команду. Залп! Дробный грохот свинца по дереву и густой вой проносящихся мимо плотным роем пуль. Но пока не слышно ни стонов, ни вскриков, только злая ругань. Это хорошо — выходит, счет пока в их пользу. И дальше бы так.

Не сказать, что Смолет спорол глупость, приказав открыть огонь по уже укрывшемуся противнику. Тут свой расчет. Пока люди на преследуемом корабле ищут укрытие, судном заниматься практически некому, а это выигранное время, которое работает на «пирата». Счет идет уже на секунды, так что каждое мгновение, упущенное контрабандистами и выигранное им, ему на руку.

— Гранатами бей!

Ватажники похватали карабины, уже изготовленные к стрельбе гранатами, и быстро припали к прицелу. Расстояние, считай, на прямой выстрел, разброс минимальный. С нервами у всех порядок, на суше бывало и похуже — и то не тряслись как осиновый лист. Хлопки, несущиеся один за другим на фоне залпа пиратов, звучат как-то несерьезно, а вот эффект… Ни одна граната не прошла мимо цели. Все же просто-таки огромное количество сожженного на беспрестанных занятиях пороха дает одно неоспоримое преимущество — у стрелков нарабатываются столь необходимые навыки и опыт, что весьма положительно сказывается на результативности.

Вместе с хлопками разрывов гранат с «пирата» слышатся крики, переполненные страдания и боли. Странно было бы скорее иное, при такой-то скученности на палубе. Это внесло некоторое смятение в ряды нападающих, но не сказать, чтобы лишило их решимости, потому как гневных криков и ругани ничуть не меньше, а то и больше. Но некогда о том думать.

— Ватага, огонь!

Ватажники расположились на юте и баке, так как только их надстройки дотягивают до уровня палубы шлюпа и представляют собой удобную позицию для ведения эффективной стрельбы. Экипаж прячется на палубе, им стрелять бесполезно, потому как они находятся ниже и лишь зря будут расходовать заряды, создавая ненужный шум. Их черед настанет, когда пираты пойдут на абордаж, с этой целью их мушкеты заряжены картечью. Ну как «картечью» — рублеными кусками свинца, гвоздей и иного хлама. Стрелки из них так себе, а с таким зарядом они могут не особо заботиться о выцеливании противника, достаточно просто навести ствол в нужном направлении. При палубной тесноте и героических калибрах их мушкетов — самое то.