Российское обществоведение: становление, методология, кризис - Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
В этнической плоскости главное утверждение этого прогноза касается русского населения: «Окончательное исчезновение останцев традиционной русской деревни… – повсеместно, за исключением Краснодарского и Ставропольского краев… Исчезновение русского сельского населения… за счет дальнейшей этнизации региональных элит».
Это – беспрецедентная в истории идея радикальной переделки межнационального общежития путем своеобразной «этнической чистки» всей сельской местности страны. «Исчезновение русского сельского населения» – вот какие «принципы пространственного развития» вынашивались в российских центрах стратегических исследований!
Предлагаемый принцип межэтнического общежития называется апартеид. Мы не имеем в виду его одиозных форм, какие были в ЮАР. В данном случае речь идет о сельских поселениях: русские оттуда будут перемещаться в города, а в сельской местности останутся нерусские народы. Как в Латинской Америке: в городах – европейский модерн, а в сельской местности – традиционалистские индейские общины.
Надо подчеркнуть, что авторы доклада видят стратегическое развитие России не как соединение всего населения в полиэтническую гражданскую нацию, а именно как цивилизационное разделение русского и нерусских народов. В их представлении ликвидация «останцев» русской деревни «должна способствовать усилению традиционалистских рисунков в региональной культуре»[43]. Иными словами, модернизации подлежат крупные города, куда будет стянуто русское население из деревень и малых городов, а в «региональной культуре» произойдет отступление к традиционному обществу (точнее, архаизация). Эвфемизм «усиление традиционалистских рисунков» означает именно архаизацию, поскольку утрата структур современного индустриального общества не ведет к восстановлению традиционной культуры.
Этот проект, видимо, поддерживался Минэкономразвития. Вот сообщение прессы: «Количество малых и средних городов в России в течение ближайших нескольких десятков лет будет неуклонно сокращаться, сообщила министр экономического развития Эльвира Набиуллина на Московском международном урбанистическом форуме.
“Нам вряд ли удастся сохранить жизнеспособность всех малых и средних городов. Убывание городов небольшого размера – это такая непреодолимая глобальная тенденция”, – сказала она… Министр привела оценки некоторых экспертов, согласно которым поддержка неэффективных городов стоит стране около 2–3 % экономического роста ежегодно. В ближайшие 20 лет из малых и средних городов может высвобождаться и мигрировать в крупные города до 15–20 млн человек» [185].
«Зоны развития», по мнению авторов проекта перестройки «пространственного развития», будут соотноситься с остальной территорией России как метрополии с колонией. Они ставят такую задачу: «Наращивание различий между территориями – как на межрегиональном, так и на внутрирегиональном уровне. Это позволит сохранить потенциал экономического развития, который поддерживается значительным различием на большом пространстве. Мировая деревня есть утопия социального равенства, следствием которого является социализм и далее – стагнация и упадок. Потенциал развития – в колонизационной (теперь экономической) политике. Различия между территориями мы должны рассматривать наподобие различий между метрополией и колонией, из которых теперь следует вывозить не столько людей, нефть, золото и алмазы, сколько знания и умения, чистоту и красоту природы».
«Вывозить красоту природы» – красиво сказано, но реальность колонизационной политики груба и жестока, красивыми словами ее не прикрыть. Авторы доклада предлагают срочный и чрезвычайный проект перестройки всей страны по схеме «метрополия – колония». Для обеспечения устойчивости России они считают необходимым выделить в ней анклавы («зоны развития») с плотностью населения не менее 50 человек на 1 кв. км. Временной горизонт решения этой задачи – десятилетие, средства – радикальные, хотя авторы допускают, что они могут быть и ненасильственными.
В документе сказано: «В ближайшие десять лет достичь подобной плотности можно только одним способом – осознанно пойти на депопуляцию периферийных районов в большинстве областей. При том, что средний эффективный радиус расселения вокруг малого города составляет порядка 50 км, достижение искомой плотности осуществимо на территории порядка 3 млн кв. км, сосредоточенной вокруг примерно 400 городов, против сегодняшних 1080. Разумеется, приведенный выше усредненный расчет сугубо условен… Условностью, разумеется, является и игнорирование сложностей, сопряженных с выработкой и реализацией ненасильственных действий, необходимых для реконструкции системы расселения».
В принципе, проект исходит из необходимости ликвидировать региональные национальные автономии, а некоторые автономные республики предлагается устранить немедленно.
В документе сказано: «На среднесрочную перспективу вполне целесообразно сохранить границы субъектов Федерации как учетных единиц – отчасти по сентиментальным соображениям, во избежание излишних социальных напряжений. Единственным исключением могут стать те регионы, где по малолюдству и наследуемой, затяжной экономической слабости сохранение самостоятельной канцелярии чрезмерно обременительно для федерального бюджета. Среди таких – Псковская и Новгородская области, Ульяновская и Пензенская области, Марий-Эл и, возможно, Удмуртия» [184].
Поначалу казалось, что это мистификация или что это писал какой-то бесноватый прогрессор, не слыхавший, какую роль в становлении и воспроизводстве России играют деревни и малые города. Но угроза закрыть часть малых городов и переселить жителей в мегаполисы уже звучала с трибуны министров.
Этот доклад был полезен как ясное представление проекта принципиальной перестройки межэтнического общежития России. Речь шла об историческом выборе, и нельзя делать вид, что подобные проекты не влияют на мышление и представления политиков и чиновников, не формируют средства культурной и политической поддержки этих планов. В. Глазычев и П. Щедровицкий, под редакцией которых был опубликован данный проект, были известными и влиятельными в экспертном сообществе интеллектуалами.
Игнорирование ограничений во многом вызвано тем, что обществоведение (экономисты, социологи и статистики) неудовлетворительно снабжает хозяйство и общество индикаторами. Используются старые советские или западные показатели, которые в условиях кризиса и трансформации «не работают». С ними не увидишь верный образ реальности.
Вот пример. В качестве основных причин нынешних экономических неурядиц России постоянно упоминается медленный рост производительности труда. Она оценивается по отношению выпуска продукции к среднесписочной численности работников за год и считается фундаментальным индикатором.
Но в ходе реформ в промышленности изменились численность работников и их структура. Численность рабочих снизилась более чем втрое, с 17 млн в 1990 г. до 5,5 млн в 2012 г., а общая численность всех занятых в промышленности сократилась только в 1,6 раза – изменилась структура занятости. Непроизводственный персонал почти сравнялся с «рабочим классом»: в 2012 г. – 4,13 и 5,54 млн человек соответственно (в 1990 г. – 1,8 и 17 млн человек).
Но рабочих стало втрое меньше, а производство за 1991–2013 гг. после двукратного падения восстановлено на 83 %. Значит, производительность труда в промышленности выросла – при общем регрессе промышленного производства (по большинству ключевых показателей: инвестиции, расход энергии, выпуск продукции, подготовка кадров, освоение производства высокотехнологичных видов продукции)! Почему этот важный индекс реформ нигде не фигурирует в качестве достижения последних лет? Напротив, реформаторы сетуют, что производительность труда растет медленнее, чем зарплата.
Разумно предположить, что в особом режиме переходного состояния
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!