Неслучайная ночь - Ольга Володарская

– Ах, вон что! Паранойя, да?

– Пока не знаю. Но возможно и психическое расстройство.

– А как вариант?

– Психотропные препараты, тайком добавляемые в пищу.

– Лучше первое, так страшнее.

Ульяна кивнула. Определенно так страшнее. В том числе автору. Сейчас, когда она зачитывала Диане отрывок, ей было не по себе. Но в то же время Мичурина ощущала совершенно необъяснимое желание погружаться в этот ужас еще и еще…

– Ну что, пошли спать? – проговорила Диана, зевнув.

– Иди, а я еще поработаю. Как-то вдруг проснулось вдохновение.

– Да ради бога! Работай… – Диана поднялась, с хрустом потянулась. – Книжку твою непременно прочитаю. Интересно. – И, помахав на прощание, сказала: – Пока, мне спокойной, а тебе плодотворной ночи. И спасибо, Ульяна. Мне было приятно.

– Да, пока, – вслед ей сказала Мичурина.

Едва фигура Дианы слилась с темнотой, она водрузила ноутбук на стол и ударила по клавишам. Мысли и эмоции так и переполняли ее!

Она писала и писала, не в силах остановиться. Паузы, которыми Ульяна разбавляла творческий процесс, были незначительными. Писательница делала глоток шампанского, ставила стаканчик обратно на стол и возвращалась к своему роману.

Писать его было очень страшно. Мичуриной казалось, будто она слышит все то, что слышит ее героиня: и крадущиеся шаги, и загадочный шепот, и далекий, заунывный плач. А когда там, в романе, наступала тишина, то давила ей на уши с такой силой, будто хотела разорвать барабанные перепонки и ворваться в черепную коробку черным, всепоглощающим вихрем. Едва это состояние становилось нестерпимым, Ульяна трясла головой и хлопала себя по щекам. И помогало! Обретя способность слышать звуки окружающего мира – плеск волн и шум ветра, – писательница успокаивалась. Но проходило несколько минут, и страхи возвращались. Как и шаги, голоса, плач. А перед глазами мелькали какие-то тени. То справа, то слева наплывал туман. За спиной концентрировалась и приобретала разнообразные очертания чернота. Но когда Ульяна резко оборачивалась, мрак становился однородным, химеры успевали «рассосаться»…

Решительно захлопнув компьютер, Ульяна встала. Надо уйти отсюда! Туда, где тишина с темнотой не состоят в сговоре. Туда, где люди и уютные звуки: тарахтение работающего вентилятора, дребезжание холодильника, храп, чих, сопение спящих мужчин…

Вдруг со стола упал нож. Вроде бы она его не задевала, но нож упал. Тот самый, которым Ульяна резала апельсин. Сок, застывший на лезвии, показался ей похожим на кровь. Она не знала, в ее ли воображении дело или в освещении, но Ульяна видела КРОВЬ.

«Почти как в моей книге, – пронеслось у нее в голове. – Героиня обнаружила на ноже, которым обычно резала фрукты, кровь… Но никак не могла вспомнить, откуда та взялась на лезвии… Да еще в таком количестве, будто им кромсали живое существо. Но Наталья-то моя ножом ничего, кроме фруктов, не резала…»

Бухнувшись на колени, Ульяна схватила нож и поднесла к глазам, потом понюхала. Сок! Апельсиновый сок, какое счастье!

Ульяна встала с коленей. Тщательно вытерла лезвие бумажной салфеткой и хотела положить нож на стол, но ее остановил шепот: «Он создан для того, чтобы им убивали! – прошелестело где-то возле уха. – И ты знаешь, кто должен сегодня умереть…»

Мичурина резко обернулась. Но никого не увидела. Голос звучал в ее голове!

Писательница швырнула нож на стол и снова начала хлестать себя по щекам. Сознание сразу прояснилось. Ульяна схватила ноутбук и сделала решительный шаг в сторону дома. «Завтра же записываюсь на прием к психиатру, – сказала она себе. – С моей головой явно что-то происходит. Что, если у меня, как у моей героини, паранойя и я опасна? Вдруг именно я убила Ивана? Вдруг… И пусть все последние дни я гнала эту мысль прочь, сомнения в моей виновности никуда не делись. Я видела его смерть. Может, во сне. А может… И нашла в своем кармане принадлежавшую ему вещь. Я – убийца?»

«Ты – убийца! – зазвучал в голове тот самый голос. – И ты это знаешь!»

Ноги Ульяны подкосились. Она осела на землю и заткнула уши. Голос звучать перестал, зато со стола снова упал нож. И воткнулся лезвием в песок.

«Убей! – продолжал голос. – Убей Ветра. Он знает, что ты прикончила Дрозда. Он свидетель! Свидетель, которого надо убрать…»

Мичурина, как загипнотизированная, все время смотрела на нож. Но не касалась его. Но вдруг против своей воли потянулась к рукоятке…

– Нет! – прошептала она яростно и отдернула руку. – Не может быть! Я не убийца! Я просто сумасшедшая, которой мерещатся звуки и картины… Или же мне просто-напросто все снится!

«Конечно, это сон, – сразу подтвердил ее предположение голос. – Ты убила Дрозда во сне. Убей и Ветра. А проснувшись, запиши все, что увидела…»

– Сон? На самом деле сон? – вслух сказала Ульяна. И ущипнула себя. Да так сильно, что, если б не спала, взвыла бы от боли. Но сейчас ощутила лишь легкое покалывание. А потому выдохнула с облегчением: – Да, мне снится сон!

Подтверждение она получила тут же, когда пыталась подняться, и у нее не получилось. Во сне так часто бывает: хочешь встать или перепрыгнуть через препятствие, а ноги будто свинцом налиты. Но это состояние быстро проходит. И уже в следующий миг ты порхаешь, точно бабочка…

Выждав несколько секунд, Ульяна сделала еще одну попытку подняться. И теперь ей удалось. Легко, пружинисто она встала на ноги.

«Возьми нож! – скомандовал голос. А когда Ульяна выдернула его из песка, добавил: – А теперь иди и убей! Все равно это просто сон…»

– Просто сон, – повторила Ульяна и пошла к кайт-станции.

Лунный свет освещал гамак, в котором лежал Ветер. Остальное же пространство тонуло во мраке. Граница между тьмой и светом проходила там, где стояла колонна с полочкой для божка, покровителя мореходов, и его фигурка могла считаться часовым на этом рубеже.

Ветер, ни с того ни с сего пробудившийся, смотрел на него и думал. Думал о том, что боль ушла, но страх перед ней остался, и теперь всю ночь он будет прислушиваться к себе, ожидая ее появления, а потому вряд ли уснет. А еще Сергей размышлял о смерти. Но не своей – Дрозда. И в который раз дивился тому, что его убил не тот, кто ненавидел, и не тот, кто сильно нуждался в деньгах. Дрозда убил «дворецкий», имя которого…

Вдруг скрипнула дверь. Едва слышно. Если б Ветер спал, такой тихий звук не разбудил бы его. Но Сергей бодрствовал, поэтому услышал скрип и покосился в сторону двери, не поворачивая головы. Однако рассмотреть того, кто явился, не смог. Его поглощала темнота.

Послышались шаги. Неторопливые шаги и порывистое дыхание.

Ветер по-прежнему не шевелился, но внимательно смотрел во тьму. Его рука лежала на лбу, и тому, кто сейчас шел и дышал в темноте, наверняка казалось, что Сергей спит, ведь его открытых глаз не было видно за ладонью.