Кровные связи - Дэн Уоделл

Найджел и Хизер расположились на маленьком потертом диване с вылинявшим цветочным рисунком. Найджел молчал, он чувствовал себя неуютно, но Хизер настояла на его присутствии.

— На самом деле нас интересует, где сейчас ваши родственники.

— У меня только один родственник, — медленно сказала она, словно пробуждаясь ото сна. — Вы имеете в виду Карла?

— Вы видели его в последнее время?

Лиз покачала головой:

— Теперь он меня редко навешает.

— А раньше?

— Раньше жил у меня. После того, что случилось.

— А что случилось?

Теперь Лиз выглядела бодрее. Она глубоко вздохнула.

— С чего бы начать? У этого бедняги была непростая жизнь.

Хизер и Найджел переглянулись.

— Продолжайте, — попросила Хизер.

— Отец растил его и брата один. Но однажды, когда он возвращался домой с работы, в его машину врезался пьяный водитель. Он умер. Карл очень тяжело пережил. Они с отцом были близки. И с братом. Он пришел жить ко мне, его брат поступил в университет. Они оба странные. У его брата, Дэвида, было много проблем. Он свел счеты с жизнью, когда учился в университете. Повесился.

Найджел становился свидетелем многих трагедий, пока восстанавливал родословные в Центре истории семьи. Но теперь, когда печальные слова исходили от пожилой женщины, он почувствовал, как это тяжело. Словно ему отравили кровь.

— Карл приехал сюда и выглядел совершенно убитым. Он просто сидел и смотрел в стену. Он ничего не хотел делать. Единственное, что его интересовало, — это история его семьи. Видите ли, у нас было довольно пестрое прошлое.

— Карл рассказывал вам о нем?

Лиз кивнула:

— Мы все знали.

— Карла это очень интересовало?

— Да. Он только этим и занимался. Посещал места убийств. Ходил туда и днем, и ночью. Это было в восьмидесятые, тогда там бурлила жизнь. Наконец он пришел в себя, начал писать об этом месте, его историю. Он был просто одержим своей работой. Но по крайней мере перестал читать и перечитывать письмо.

Лиз встала и, шаркая, приблизилась к бюро. Открыла его и чем-то зашелестела. Время, казалось, остановилось. «Скорее!» — думал Найджел, бросая беспокойные взгляды на деревянные часы на каминной полке. Наконец пожилая женщина вернулась, держа в руках аккуратно сложенный лист пожелтевшей бумаги.

— Я показывала ему письмо. — Она отдала бумагу Хизер. — Это предсмертная записка сына Сегара — Исава. Карл читал его почти каждую ночь.

Дженкинс осторожно развернула лист. Бумага хрупкая, на линии сгиба истерлась почти до дыр. Найджел наклонился к Хизер, чтобы тоже прочитать. Почерк небрежный, но разборчивый. Там не было ни вступления, ни подписи, но Найджелу показалось, что письмо подлинное.

Я знал, что он убивал. Я не понимал, что именно заставило меня сделать подобный вывод. Взгляд глаз, ночные отлучки или ужасное предчувствие беды. Когда полиция находила каждую жертву, я догадывался, что в этом виноват мой отец. Я не мог предоставить никаких подтверждений, кроме его ночных прогулок и холодного блеска глаз. Он давно уже перестал общаться со мной. Было очевидно, что я разочаровал его. И все, что я мог сделать, — это не стоять у него на пути.

Однажды ночью я услышал, как он уходит. Я вылез в окно на улицу. Был густой туман, он обволакивал город, заглушал звуки. Я прислушивался и шел на звук его тихих шагов. Я тенью следовал за ним, пока он не напал на какого-то несчастного, возвращавшегося домой после ночной попойки. Я слышал слабый крик и видел, как он упал. Мой отец обернулся, я пригнулся, и он пошел назад.

Я не успел вернуться раньше его. На следующее утро он спросил меня, где я был. Я придумал историю, будто встретил друга, хотя знал, что меня все равно выпорют. Он остановился только тогда, когда моя мать взмолилась. Я лежал на животе на кровати и всхлипывал, пока мать обрабатывала мои раны на спине от ремня. Я тогда молился всем богам, чтобы явилась полиция и забрала его. Но она так и не явилась.

С того дня он впал в совершенное безумие. Заставлял нас молиться по четыре раза в день. Постоянно бил меня. Потом он пришел ночью. Приказал нам спуститься в подвал. С тех пор я каждую ночь вспоминаю запах сырости, холодный пол, а потом шум… моя мать хрипела, шипела, захлебывалась собственной кровью. Он схватил меня и воткнул мне в шею нож. Его глаза стали большими как блюдца и наполнились безумием. Больше я ничего не помню.

С тех пор я стал немым и навсегда должен был хранить эту тайну в своем сердце. До сегодняшнего дня, когда я решил прервать мою жалкую жизнь. В моих жилах течет его кровь. На мне все закончится. Это мое страстное предсмертное желание. Пусть души тех, кто останется после меня, уже не будут запятнаны.

Хизер свернула лист.

— Значит, в последнее время он приходил нечасто?

Лиз покачала головой:

— Один или два раза в год. Не знаю, что он задумал. Карл уже давно не писал книг — обычно он приносил мне один экземпляр, но за последний год у него ничего не было. Когда он писал, все выглядело нормальным. Мне кажется, он думал, что мир станет его слушать, но этого не произошло. А в последний раз когда я его видела, Карл заявил, что работает над другим проектом.

— Вы знаете, что он делает, куда ходит, есть ли у него друзья?

— Теперь уже нет. Он проводил много времени около того дома.

— Какого дома?

— На Пэмбер-стрит. Дома Сегара Келлога.

Когда Фостер очнулся, он уже не мог говорить. Рот был распахнут до предела, будто застыл во время зевка. Он попытался закрыть рот, но челюсть не могла сдвинуться с места. Краем глаза он заметил металлическую пластину на верхней губе. Фостер несколько раз судорожно вдохнул открытым ртом, жадно глотая воздух, в горле пересохло. В какой-то момент его охватила паника, он испугался, что горло сожмет спазм и он не сможет дышать.

Он стал дышать носом и постепенно восстановил дыхание. «Только не зубы», — подумал он. Языком он провел по верхнему ряду, но дотянулся лишь до крайних зубов. Они были словно покрыты резиной. Какое-то устройство не позволяло ему закрыть рот.

— К сожалению, мне надоели вопросы снизу, — послышался голос убийцы. — Пора заткнуться.

Фостер стал вырываться, пытаясь освободиться от пут, как загнанный раненый зверь, инстинкт самосохранения проснулся в нем, с каждым движением он проклинал боль, которую испытывал при малейшем движении.

Не так он хотел закончить свою жизнь. Не так. Например, во сне от сердечного приступа. Или от пули преступника, который подкараулит его за углом. Именно такой конец Фостер представлял, когда лежал ночью в кровати или размышлял, потягивая красное вино. Но не от пыток маньяка. Если бы у него было оружие и здоровые руки, он мгновенно вышиб бы ему мозги.