До края земли - Элизабет Лоуэлл

Доктор Стоун нахмурилась.

– Тебе не дают уснуть спазмы?

– Нет, сны.

– Опиши мне их, пожалуйста.

– Мне постоянно снится один и тот же сон. – Кэт сцепила пальцы. – Вернее сказать, все сны кончаются одинаково: я проваливаюсь в какую-то дыру в самом центре Вселенной и, просыпаясь, дрожу от холода и страха.

– Спи при свете.

– Я так и делаю. Только этот сон, – Кэт глубоко вздохнула, – слишком похож на правду.

Доктор Стоун взяла ее руку.

– Ты никогда не говорила мне об отце ребенка. Он знает, что ты беременна?

– Да.

– Понятно. Ты не из тех женщин, которые спят с мужчинами только ради секса, и все еще любишь его?

– Я не питаю к нему ненависти.

– Несмотря на то что он бросил тебя?

Кэт вспомнила злость Трэвиса и… его страдания.

Он переживал предательство так же тяжело, как и она. Нет, еще тяжелее.

Только теперь Кэт поняла это, потому что раньше была поглощена своей страшной обидой.

– Я не питаю к нему ненависти, – повторила она.

– И поэтому хочешь именно этого ребенка. Другие мужчины и другие дети просто не существуют для тебя, верно?

– Да.

– Неудивительно, что ты не спишь. Мужчина ушел, а тебе не удается выиграть битву за своего ребенка.

– Да.

– Послушай меня, девочка. Тебе придется смириться с тем, что почти неизбежно случится.

– Ни за что.

– Да, Кэти. Если ты не смиришься с этим, то однажды просто не проснешься, провалившись в свою дыру.

Кэт закрыла глаза, чтобы не видеть ее сострадательного лица.

– Не вини себя, – продолжала доктор Стоун. – Удивительно, что тебе пока удается сохранить беременность. Это свидетельство поразительной силы воли. Не тебе не по силам творить чудеса.

Открыв глаза, Кэт посмотрела на доктора Стоун и, поняла: та уверена, что битва за ребенка проиграна.

– Почему? – прошептала Кэт.

– Я наблюдала тысячи беременностей и приняла тысячи новорожденных. Я не подвергаю сомнению мудрость женского организма, особенно в первые три месяца беременности. Научись реально оценивать свои возможности, Кэти. А потом, когда немного успокоишься, позволь своему организму решить, что лучше в данной ситуации. Он знает больше, чем мы.

Кэт тяжело вдохнула.

– Я стараюсь, но очень хочу этого ребенка!

Доктор улыбнулась.

– Поверь, ничто не доставит мне большей радости, чем передать здорового младенца в твои руки.

Кэт быстро взглянула на нее.

– Я подумаю о том… что вы сказали.

– Ну вот и хорошо. – Доктор встала. – Я буду наблюдать за тобой эти три дня. Немедленно позвони мне, если изменится характер кровотечения, а также если схватки станут ритмичными или очень болезненными. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, ничего.

– Подумай о том, что я сказала, Кэти, и попытайся обрести душевный покой.

Доктор ушла.

Кэт не могла смириться с потерей крохотного тлеющего в ней уголька.

Стараясь отвлечься, Кэт позволила своим мыслям последовать за черной яхтой.

И днем и ночью, под светом луны и солнца, в спокойную погоду и в шторм Тихий океан катил, свои волны от горизонта к горизонту. Обычно созерцание моря быстро излечивало Трэвиса от раздражения и злости. Но сейчас это не помогало ему. Капитан уже не помнил, сколько дней находится в плавании.

Трэвис знал лишь одно – этого времени оказалось мало.

Кэт не позвонила ни его кузине, ни адвокату.

“Она позвонит, – убеждал он себя. – У нее не хватит денег, чтобы содержать ребенка. И если Кэт не станет слушать автоответчик, Харрингтон даст ей номер, оставленный ему мной, или соединит с яхтой по радио.

Кэт уже взрослая девочка и все поймет сама. Она полагала играть со мной всю жизнь, но прагматизм убедит ее смириться с неизбежной потерей и вместо обручального кольца получить наличные.

Бесплодна!

Боже мой, как же я так легко попался?”

Как волны одна за другой прокатывались под яхтой в своем бесконечном движении, так и Трэвис снова и снова перебирал в уме свои отношения с Кэт, от полного препятствий начала романа до его горького завершения. Капитан пытался понять, где сделал неверный шаг и как этой женщине удалось одурачить его.

Ведь, очень осторожный, Трэвис не исключал возможности того, что Кэт забеременеет и прямо спросил ее об этом, однако она заявила, что бесплодна.

Кэт лгала ему с самого начала и до конца, а он простодушно верил ей.

Брызги обдали Трэвиса, как холодные соленые поцелуи из недавнего прошлого, наполненного страстью. Стиснув поручень, капитан проигрывал в воображении сцены из этого прошлого. Он анализировал все днем и ночью – с того самого момента, как Кэт предала его. Снова и снова Трэвис возвращался к своим воспоминаниям, пытаясь найти… он и сам не знал, что хочет найти.

Наверное, стремился отыскать правду и получить ответы на свои вопросы.

Трэвису хотелось зацепиться хоть за что-нибудь, лишь бы приободриться и не чувствовать себя таким глупым.

Она так убедительно говорила, показалась ему гордой, сильной и вместе с тем ранимой…

Даже теперь, когда Трэвис вспоминал ее рассказ о замужестве, его сердце сжималось от боли. Он чуть не вскрикнул от ярости, внезапно поняв, что Кэт все еще небезразлична ему. Трэвис понял, что за его болью, гневом и унижением скрывается страстная тоска по этой женщине. Мысли о восхитительном наслаждении, пережитом с Кэт, не давали ему уснуть.

Воспоминания о недавнем прошлом больно ранили душу Трэвиса и ожесточали его сердце. Никогда прежде он не испытывал такого наслаждения от секса – вот почему, черт возьми, никогда и не подвергал сомнению искренность Кэт.

“Хорошо. Предположим, она тоже испытывала наслаждение. Ну и что из этого? Все остальное, безусловно, было враньем, а я без тени сомнения доверился ей”.

Особенно трудно было ему по ночам. Трэвис злился на себя и на Кэт и никогда не страдал так сильно, даже после Тины.

Больше всего его душу терзало предательское сомнение, от которого ему никак не удавалось избавиться.

“Что, если Кэт не лгала? Вдруг она и в самом деле считала себя бесплодной?”

Это предположение выбивало почву из-под ног Трэвиса и всякий раз повергало его в дрожь. Он страстно хотел поверить в это.