Недосягаемая - Барбара Картленд

«Как бы ни были мы близки к таким людям, — подумала Лидия, — мы всегда останемся лишь зрителями». Внезапно она протянула обе руки к дочери.

— Дорогая, — взмолилась она, — пожалуйста, не отвергай меня. Ты когда-то была моей крошкой.

Кристин шагнула вперед, взяла руки матери, подержала их немного, а затем склонила голову и прижалась к ним мягкой щекой.

— Бедная мамочка, — сказала она. — Я понимаю, что ты чувствуешь, но ничего не могу поделать. Я должна идти. Возможно, это было предначертано, что мне с отцом не жить в одном доме. — Она говорила мягко, с пониманием.

— Почему ты так думаешь? — быстро спросила Лидия.

— Я ненавижу его и презираю, — сказала Кристин, — но я больше похожа на него, чем на тебя. Вот Филип — это твой ребенок. Он англичанин до мозга костей. Я — нет.

— В таком случае почему ты не постараешься понять его? — спросила Лидия.

Но момент нежности прошел. Кристин выпрямилась.

— Я люблю Харри Хампдена, — заявила она резко, — и вряд ли полюблю кого другого, как и вряд ли увижу его когда-нибудь.

Лидия хотела заговорить, но Кристин отвернулась от кровати.

— Пойду укладывать вещи, — сказала она. — Я заказала такси, когда вернулась со станции, оно придет через час. Я еще зайду попрощаться.

— Но, Кристин, подожди!

Слова Лидии были напрасны. Кристин уже пересекла комнату, открыла дверь и скрылась. Лидия осталась одна. Ее сковал ужас от собственных мыслей. «Как мог Иван так поступить? Как он мог?» Но она знала, что это правда. Это был один из многочисленных эпизодов, которые казались ему маловажными и банальными после их окончания, как только их уносило прочь быстротечное время. Иван никогда не оглядывался. Прошлое не представляло для него никакого интереса, не таило очарования, он заботился только о настоящем. Жил эмоциями, а прошлые эмоции трудно поймать вновь.

Что она могла сказать ему, да и что он мог сказать ей в ответ? Ей оставалось только одно — держаться за свое понимание мужа. Если она потеряет это, она потеряет все.

Дверь открылась, и вошла Роза. Она начала закрывать шторы, и Лидия поняла по ее резким движениям, что Роза раздражена. Роза всякий раз сердилась, если случались сцены или огорчения. Лидия подумала, что Роза была ее единственным настоящим другом среди женщин, единственным человеком, который по-настоящему волновался за нее, бескорыстно и непрестанно, единственной женщиной, перед которой не нужно было притворяться или лицемерить.

— Где маэстро? — спросила Лидия.

— В студии, играет. — Роза отошла от окна к кровати. — Вам что-нибудь принести? У вас плохой вид.

— Да, я знаю, — быстро ответила Лидия. — Но со мной все в порядке, не волнуйся обо мне.

— Уже давно пора, чтобы о вас кто-то поволновался! — воскликнула Роза. — Расстраивают вас своими неприятностями! Если не одно, так другое! Однажды я выскажу каждому все, что о нем думаю!

Лидия улыбнулась. Она привыкла, что Роза ворчит, пытаясь защитить свою хозяйку, и как-то это ее всегда успокаивало. Что бы ни случилось, Роза оставалась неизменной. Резкой, замкнутой, и в то же время за всем этим скрывалось золотое сердце, сердце, для которого интересы Лидии были всегда на первом месте.

— Со мной все хорошо, — повторила Лидия.

Роза фыркнула. Она вышла из комнаты, не сказав ни слова, напомнив Лидии верного сторожевого пса, ощетинившегося при приближении опасности.

Как бы там ни было, Лидия чувствовала огромную усталость. День выдался нелегкий. Так много всего произошло, что по-разному отозвалось в ней болью. Лидия вздохнула. Только Филип был счастлив, и она должна попытаться порадоваться его счастью, хотя это и означало, что маленький мальчик, которого она любила и который принадлежал только ей, превратился в мужчину и принадлежит теперь другой женщине.

Дверь тихо открылась, и вошел Иван. Впервые в жизни Лидия сжалась при виде его. Но эту минуту нужно выдержать, хотя она отдала бы все на свете, чтобы избежать ее как раз тогда, когда так устала, так слаба и не уверена в себе.

Иван хмурился. То, как он шел по комнате, сказало Лидии, что он вернулся сюда против воли. Он хотел бы вычеркнуть из памяти все случившееся, хотел бы забыться в музыке, но Лидия знала, что какая-то ранимая частичка его души не дает ему покоя, вынудив вернуться к ней в поисках объяснений — возможно даже, чтобы самому дать объяснения. Он не хотел приходить и теперь хмурился, злясь на самого себя, а потому пребывал в самом трудном своем настроении.

— Она ушла? — резко спросил он.

— Кристин укладывает вещи, — ответила Лидия. — Она едет в Шотландию.

Иван не задал ожидаемый вопрос, поэтому она продолжила:

— Отправляется в госпиталь стажером, хочет стать медсестрой.

— И она тебе сказала, почему пришла к такому неожиданному решению?

— Да, Иван, мне кажется, ты тоже должен знать это.

— Очень хорошо.

Он сел рядом с ней на кровать. Лидия спокойно рассказала, как Кристин лечила негров, когда была в Америке. Она рассказала о поездках Кристин в Лондон и как не могла установить с дочерью доверительных отношений, пока наконец Кристин не призналась ей в успешном лечении девушки, пролежавшей без сознания почти четыре года.

— Девушку зовут Стелла Хампден, — сказала Лидия. Она не сделала из этого трагического заявления, спокойно произнесла имя и ждала. Иван повторил еле слышно:

— Стелла Хампден!

— Полагаю, ты помнишь ее, — продолжила Лидия. — Но это еще не все. У девушки есть брат, его зовут Харри.

Она увидела по лицу Ивана, что он знал это, и догадалась, Харри Хампден, наверное, высказал Ивану все, что он о нем думает, после несчастного случая со Стеллой.

— Они полюбили друг друга — Кристин и он. Иван вскочил:

— Я запрещаю этот брак! Ты поняла? Категорически запрещаю!

Лидия вздохнула:

— Сейчас уже вопрос об этом не стоит.

Иван с минуту смотрел на нее, словно не понял до конца всего того, что произошло. Затем отвел глаза, и для Лидии это было знаком, что до него дошел смысл сказанного.

— Все равно… — начал он, и Лидия, внезапно съежившись, подумала, что он сейчас попытается высказать свое резкое осуждение поведения Кристин. Затем совершенно неожиданно и необъяснимо он сдался. Повернулся к кровати и, опустившись рядом на колени, прижался лицом к лицу жены. — Прости меня, родная, — сказал он. — Все так перепуталось.

— О Иван! — Лидия испытала облегчение от его капитуляции и по-детски простых интонаций, от которых из глаз ручьем потекли слезы.

Он приподнял голову и посмотрел на нее:

— Я ни на что не годен. И всегда был такой, ты знаешь. Почему ты так долго уживаешься со мной, не знаю;