Т-34 - Михаил Михеев

Словом, когда к месту разборки подоспела группа Хромова, бой зашел в классический позиционный тупик. Немцы укрепились, огрызались, и выкурить их обычными методами не было никакой возможности. Маломощные танковые пушки, да и самих танков осталось мало, оказались практически бесполезны – боевым машинам не давали носа высунуть из-за обломков самолетов, где они укрывались. Пехота же, нарвавшись на пулеметы, отползла назад с серьезными потерями. Пытаться атаковать в такой ситуации рискованно, всех положат, да и не станут бойцы подниматься в самоубийственную атаку. И единственным, что спасало пока от разгрома, была явная нехватка у немцев снарядов – артиллерийские склады оказались чуть в стороне.

Правда, и Мартынов времени зря не терял. У него и своя артиллерия имелась, плюс орудия на въезде захватить удалось в неповрежденном состоянии. Со снарядами к ним, правда, тоже не айс. Вот и засели противники друг против друга, увлеченно и безуспешно постреливая из орудий – больше для того, чтобы не дать высунуть нос, ибо находились они друг для друга в мертвых зонах, а для навесной стрельбы зенитки категорически не приспособлены. Да еще старались при этом не подставляться и беречь снаряды. Пат. Вот только немцы могли рассчитывать на помощь, которая, даже если им не удалось отправить сообщение о нападении, рано или поздно все равно придет, а русские – вряд ли.

К счастью для себя, меньше всего у Хромова было желания лезть в бой нахрапом. Очень уж хорошо он понимал, что Бог ему удачу давно в кредит отмеряет. А потому, обнаружив дым от горящих самолетов и склада ГСМ[25], он приказал снизить скорость и отправил впереди себя разведгруппу на только что захваченном бронетранспортере. У него было повреждено сцепное устройство, и потому стесняющую маневренность зенитку к нему было не прицепить. Зато сейчас и время на ее отцепление тратить не потребовалось. И опытные бойцы не подкачали, доставив подробную информацию о происходящем. А главное, сделали это быстро.

– С пушками на буксире по балке пройдете? – именно этот вопрос был задан Сергеем в первую очередь водителям бронетранспортера и «тройки», к которым были прицеплены зенитки. Те переглянулись, и тот, что постарше, ответил:

– Не уверен. Там и без нее проехать сложно.

– Тогда отцепляем.

– Но…

– Отцепляем, – Сергей редко приказывал, обычно предпочитая рекомендовать, но, когда требовалось, мог и рыкнуть. – Справимся – вернемся за ними, нет – так мертвые сраму не имут. И – по дну балки, она ведет практически в тыл к немцам, открытого пространства минимум.

И прошли, хотя пару раз казалось, что не слишком устойчивые броневики перевернутся на косогоре. Пехотинцы шли сами – именно на такой случай, не хватало еще, чтобы машина, если ляжет на борт, покалечила кого-нибудь. А потом вырвались из низины – и атаковали немцев с тыла.

Это, наверное, были самые страшные двести метров. Фрицы засекли их почти сразу, начали разворачивать орудия, которые могли со своих позиций достать атакующих. Хорошо еще, что сумели по радио связаться с Мартыновым и скоординировать действия, но все равно было жутко. Свои зенитки калибром восемьдесят восемь миллиметров, способные одним попаданием разобрать любой танк на болтики, немцы разворачивали так, что, наверное, перекрыли все нормативы. А куда более поворотливые двадцатимиллиметровые орудия и вовсе единым духом навели на цель. Звонко грохнуло над головой орудие, но даже Хинштейн на ходу смазал, послав снаряд намного выше цели. Одновременно заработали немецкие зенитки. И почти сразу Сергей понял, что такое оказаться лягушкой в железном ведре, по которому со всей дури лупят молотком.

С такой дистанции да с оборудованной позиции даже малокалиберное орудие не промахивается. Ну, почти. «Тридцатьчетверка» шла головной, и огонь четырех орудий, в секторе обстрела которых оказались атакующие, скрестился на ней. В тот момент до позиций артиллеристов оставалось не более пятидесяти метров. Позже Сергей понял, что это спасло остальных – и бронетранспортеры, и «тройку» с такой дистанции изрешетили бы, а более толстая и вдобавок наклонная броня Т-34 выдержала, но в тот момент было не до мыслей. Оставался лишь дикий, всепоглощающий страх, когда танк наполнился грохотом и крышку люка перекосило.

Он вел машину вслепую, согнувшись в три погибели, а разогнуться было страшно. Но еще страшнее почему-то казалось бросить рычаги. Танк продолжал идти, не останавливаясь, прямиком на позиции артиллеристов, и Сергей, осыпаемый сверху выбитым снарядами из брони металлическим крошевом, в какой-то момент даже не сообразил, что все закончилось, грохота, забивающего, казалось, все, больше нет… А потом под гусеницами жутко заскрежетал металл. Это Сергей скорее даже не услышал, оглушенный ударами снарядов, а почувствовал. И как-то сразу понял, что это немецкая зенитка, до которой он все-таки дошел и смял ее, втер в землю многотонной массой своего танка.

Те несколько секунд, которые потребовались танкам, чтобы добраться до позиций артиллеристов, у тех еще оставался шанс остановить даже шедевр советской технической мысли… Порвать гусеницу, разбить приборы наблюдения, заклинить башню, повредить орудие… Да мало ли, на самом деле, слабых мест у танка! Выбить его массированным огнем – это под силу и двадцатимиллиметровым снарядам. Но не в этом случае – точность тут ничего не решала, а статистику, по которой хоть что-нибудь достигнет цели, они набрать попросту не успели. И бросились прочь, когда танк ревущей стальной глыбой влетел на их позицию, смял одно из орудий, второе, уперся в бруствер и остановился, беспомощно ворочаясь. Заставить себя разогнуться и вывести танк из ловушки Хромов сумел не сразу. И к тому моменту все было уже кончено.

За то время, которое дала им расстреливаемая в упор головная машина, остальные успели прорваться к немецким позициям и взяли их в пулеметы, в упор. Артиллеристы восьмидесятивосьмимиллиметровых зениток практически ничего не успели сделать. Лишь наводчик последнего орудия, наплевав на все, выстрелил в тот момент, когда идущая правой «тройка» самым краем влетела в прицел. Храбрецам везет, он попал, но снаряд лишь сорвал надгусеничную полку и перебил саму гусеницу. Он даже не успел взорваться – хлопнул где-то в воздухе, далеко позади.

Танк до позиций не дошел, но это уже ничего не решало. Бронетранспортеры в упор поливали немцев из пулеметов, «тройка» тоже не отставала, и расчеты орудий попросту смело. Почти сразу на позиции, ощетинившись автоматным огнем, полезла чуть отставшая пехота, выбивая немцев из траншей, закидывая их гранатами и засыпая пулями расчет зениток, оказавшихся в стороне от места прорыва. Затем подоспели бойцы Мартынова, и бой превратился в побоище, жестокое и молчаливое. Места для пленных в нем не оставалось.

Этот день получился самым кровавым с момента, когда их маленький коллектив появился в прошлом. Потеряли больше людей, чем за все время пребывания здесь. Только что мощное соединение фактически перестало существовать. Уцелели всего четыре танка – Т-34, две «тройки», включая захваченную Хромовым, и «четверка» самого Мартынова. Ее фрицы пробили; кстати, Вострикова осколками посекло знатно. Жить будет, но лечить придется долго, а местные лекарства все же слабоваты. Два бронетранспортера… В живых осталось не более восьмидесяти бойцов, из них половина с ранениями разной степени тяжести. Около раненых хлопотала Светлана Александровна, и по ее измученному лицу видно было, что выживут не все. Единственный плюс – уцелели бензовозы, грузовики, пленные механики, медицинский фургон, практически вся артиллерия. Ну и трофеи. Шесть неповрежденных «ахт-ахта», десять двадцатимиллиметровых зениток, винтовки, автоматы, пулеметы, боеприпасы… Ресурсов – на полк, не меньше. Опять же, захватили на аэродроме пару грузовых «опелей», четыре бензовоза той же фирмы, а главное, несколько цистерн с бензином, так что есть, чем заправляться. Только вот не слишком ли велика цена?