Девушка с «Края Света» - Лия Флеминг

Карточки на одежду не слишком ее волновали, это была наименьшая из ее проблем. Как она справится с фермой, когда Курт и Дитер вернутся в Германию? Ей повезло с ними. Они стали для нее почти что родными. Оба были из крестьянских семей, и их не надо было ничему учить. Она следила, чтобы они нормально питались и не теряли силу. Фермерская жизнь не знает ни военных зон, ни языковых барьеров, и это правильно…

Тут Сэм Ланд, пастух, отвлек ее от раздумий. Он заговорил о кругах, которые были на той неделе вокруг луны, и о том, что нынче Сретение. Ему не нравились нынешние знаки природы. Вот и солнце пробилось сквозь тучи…

– Ох, миссис Сойерби, три кольца – это не к добру. Мутная луна тоже к снегу. – Он вздохнул, сдвинул на лоб шапку и, прищурясь, взглянул на небо. – По мне, так лучше увидеть волка, нападающего на отару, чем солнце сретенским утром.

Она лишь отмахнулась от его предостережения и не обратила внимания. Всем известно, что февраль – капризный месяц: то белый, то черный, то снег, то дождь. Только дураки думают, что зима позади. Чаще всего она и не начиналась до середины января, но нынче у них были такое плохое лето и суровый декабрь, что мягкий Новый год мог бы все выровнять. Но разве можно ждать от жизни справедливости?

Миррен была рада, что Рождество позади. Флорри хотела все сделать по традиции: ездить в гости на другие фермы, играть в карты и петь рождественские гимны. Миррен тоже немного поучаствовала в празднике и пригласила немцев на обед, ведь уже отменили запрет на неформальные отношения с военнопленными. Зарубила петуха и приготовила некое подобие рождественского пудинга, чтобы продемонстрировать свою добрую волю, но ее сердце не радовалось. Все эти хлопоты вытягивали из нее последнюю энергию.

Рождество несет радость детишкам и семьям, и оно очень опасное время для людей пьющих. Флорри скучала по веселым и шумным йевелловским праздникам, какие устраивались до войны и до… Нет, лучше об этом не думать…

Теперь их осталось трое – Миррен, Том и Флорри, да еще постояльцы в Крэгсайде, если повезет. «Край Света» пустовал. Поток пациентов к зиме иссяк – им было слишком неуютно в холодном доме, зависящем от любых капризов погоды.

Дядя Том любил чувствовать себя главным и каждую неделю давал ей распоряжения, словно какой-то наемной работнице, а Миррен иногда хотелось, чтобы он не вмешивался и позволил ей делать все так, как она считала правильным.

– Миррен Сойерби, ты превращаешься в старую каргу, – шутила Флорри. – Ты только посмотри, как ты себя запустила. Когда ты гляделась в зеркало в последний раз? Бен тебя не узнает, – усмехалась она, словно Миррен это интересовало.

Временами она чувствовала себя такой же старой, как эти холмы, и ей казалось, будто она несет на своем горбу все беды этого мира.

Носила она всегда что-то из своего обычного набора видавшей виды верхней одежды: армейские шинели, наследство Бена, куртка местной самообороны, в которой она тонула, и несколько изношенных макинтошей. Возле кухонной плиты всегда стоял один из них, жесткий от мороза, словно часовой на посту, а другие сохли над плитой на веревке. Когда промокали все, она накрывалась мешком, по примеру Сэма. Овцам плевать, как ты выглядишь в непогоду.

Отвечать за все было тяжело; она ведь никогда не пренебрегала своим долгом. Такова ее доля, ничего не попишешь.

Чего там оглядываться назад и вспоминать то, чего уж не вернешь? Проживи этот день, живи по денечку, дальше не заглядывай – вот теперь ее философия, она поднимала ее по утрам в ледяной спальне. Она блюла семейные традиции, как могла. Выбора у нее не было, другой жизни тоже. Женщина может управлять фермой не хуже мужчин. Никто не мог сказать, что она не справляется с мужской работой.

На холмах было достаточно тех, кто был готов ткнуть пальцем в ее пьяные месяцы, утверждать, что фермерский труд не для баб. Поэтому она старалась держаться подальше от деревни. Работников теперь было хоть отбавляй. От Дорин, может, было мало толку во дворе, но она чистоплотная, хорошо взбивает масло.

Правда, из-за всей ерунды с субсидиями и инструкциями теперь они взбивали масла меньше. Но, впрочем, плевать, все это не стоило ее нервов.

Ей очень не хватало Бена. Они не виделись с тех самых пор, с их неудачной поездки в Саутпорт. Новости о нем она слышала от дяди Уэсли и от Флорри. Она обидела и прогнала своего друга, верного и надежного. А ведь никто не мог бы его обвинить ни в чем. Он был хорошим скотоводом и никогда не смотрел на часы. Мог выпить много пива, но никогда не терял рассудок, не то что она… Они были командой, две рабочие лошадки, на какое-то время запряженные в одну телегу.

И вот он уехал. Телегу потащила одна она и внезапно осознала, что он ей очень нужен. Но поздно, в гневе она наговорила ему много гадостей и потеряла друга.

Не по ее ли вине Крэгсайд, когда-то полный пальто, плащей и резиновых сапог, мужских голосов и собачьего лая, теперь словно онемел? Остались только пальто; бабушка Ади и дедушка Джо умерли, Джек погиб, Бен уехал, Дейси вышла замуж и уехала, а Сильвия похоронена на церковном кладбище. У этого места нет будущего.

Не так давно она пыталась заполнить виски эту пустоту, но больше так не делает. В доме менялись эвакуированные, беженцы, которые жили какое-то время и в «Крае Света»; наемные работники и военнопленные заполняли пробел, оставшийся после Бена и Джека, но никто не мог переносить скверные зимы или изоляцию. Ты должен тут родиться, думала она.

Этот каменный дом был выстроен так, чтобы противостоять всем ветрам и буранам. Продолговатый, с низкой крышей в старинном стиле, с маленькими готическими окнами, обращенными на юг и запад, чтобы ловить все солнечные лучи, он прочно стоит на утесе возле маленькой рощи ясеней, рябин и буков, в доброй миле в гору от уиндебанкской дороги и в буран часто оказывается отрезанным от всего мира. Люди и животные всегда жили тут бок о бок. Порой в зимнюю стужу хлев был самым теплым местом, где люди грелись о бока животных.

Она спустилась вниз в грубых шерстяных носках. На кухонной плите стояла вчерашняя загустевшая каша. Она подлила в нее немного молока и горячей воды и помешала. Комков много, но ничего, сойдет. Еда – это топливо. Аппетит у нее был нулевой, но есть было нужно, чтобы не мерзнуть. Почему бы ей не поспать еще немного?

«Этот сон, горько-сладкие мечты! Пробужденье в Раю, должно быть, ждет – будут вместе две любящих души…»[10]Бесполезно думать о прошлом, смотри вперед… Но на встрече она не была уже давным-давно. Ей как-то все труднее делать над собой усилие. Время показало, что теперь она могла справляться и одна.

Одевшись потеплее, она пошла в хлев к телятам, чтобы проверить там воду. Доение – работа теплая, тепло от коровьих боков, от свежей соломы и навоза. Вот только хватило бы кормов до конца ненастья.

Когда Миррен шла по двору, таща на спине полный бидон молока, на ее лицо упали первые хлопья. Она зябко поежилась. Вот, началось. Сэм Ланд был прав. Начинается очередное светопреставление.