Солнечная буря - Стивен Бакстер

— Понимаю, — откликнулся Аристотель. Бисеза пошла в ванную, поплескала холодной воды на лицо и шею. В квартире, кроме нее, никого не было. Майра куда-то ушла, а Линда перебралась в Манчестер, чтобы перед бурей побыть с родителями.

Бисеза задумалась над безыскусной фразой Аристотеля: «Я понимаю». Аристотель был существом, чьи электронные органы чувств раскинулись по всей планете и распространялись за ее пределы. Все знали, что мыслительными способностями Аристотель превосходит любого человека. Несомненно, он намного лучше Бисезы осознавал то, что должно было произойти. В каком-то смысле, Аристотелю грозила более серьезная личная опасность. Но Бисеза не могла найти слов, чтобы сказать ему об этом.

— А где Майра?

— На крыше. Хочешь, чтобы я ее позвал?

Бисеза нервно огляделась по сторонам. Сгущались сумерки.

— Нет. Я сама схожу за ней. Спасибо, Аристотель.

— Не за что, Бисеза. Всегда рад помочь.

На крышу ей пришлось подниматься по лестнице. Администрация мэра клятвенно обещала, что отключение электричества будет самым минимальным, но лифтам и эскалаторам Бисеза уже не доверяла. Кроме того, в соответствии с последним указом чрезвычайной комиссии, все подобные устройства должны были в любом случае отключаться в полночь, а электронные механизмы закрывания дверей в это время переводились в режим «открыто», чтобы люди не застряли в кабинах.

Бисеза выбралась на крышу. Над лондонскими постройками распростерся купол. В тех местах, где еще не установили последние панели, синели квадратики неба. Покрытие купола постепенно обретало целостность.

«Мы теперь все будто бы в одном доме, в огромном храме живем», — подумала Бисеза.

Обычная смена дня и ночи под куполом чувствовалась не так очевидно, и не только у Бисезы возникли проблемы со сном — так ей сообщил Аристотель. Страдали и другие — начиная от мэра британской столицы до белок, живущих в лондонских парках.

Майра лежала на животе на надувном матрасе. Похоже, она выполняла какое-то домашнее задание. Дисплей ее софт-скрина был заполнен разными картинками.

Бисеза села рядом с дочерью, скрестила ноги по-турецки.

— Даже удивительно, что у тебя есть домашнее задание.

Школа уже неделю как не работала. Майра пожала плечами.

— Считается, что мы все должны вести дневник наблюдений.

Бисеза улыбнулась.

— Какая старомодная традиция.

— Если бы наша учительница не была старомодной, ты бы начала психовать. Нам даже раздали блокноты и ручки, чтобы мы вели записи и после того, как отрубятся софт-скрины. Сказали так: когда историки начнут писать о том, что случится завтра, им потребуются свидетельства всех-всех очевидцев, даже детей.

«Если после завтрашнего дня на Земле вообще останутся историки», — подумала Бисеза.

— И о чем же ты пишешь?

— О том, что мне кажется интересно. Вот, посмотри.

Она прикоснулась кончиком пальца к углу софт-скрина. Маленькое изображение увеличилось. Круг, составленный из камней-монолитов, толпа людей в белых балахонах, горстка до зубов вооруженных полицейских.

— Стоунхендж? — спросила Бисеза.

— Они пришли туда, чтобы встретить последний заход Солнца.

— Это друиды?

— Я так не думаю. Они поклоняются божеству, которого называют Sol Invictus.

Все теперь стали большими специалистами по солнечным божествам. Sol Invictus — «непобедимое солнце», на взгляд Бисезы, было одним из самых интересных. Культ одного из последних языческих богов достиг расцвета в Римской империи во времена ее упадка, как раз перед тем, как государственной религией стало христианство. К разочарованию Бисезы, однако, никто не додумался обратиться к почитанию Мардука, древневавилонского бога Солнца. Как-то раз она немало смутила Аристотеля, заявив: «Славно было бы повстречать старого приятеля».

Майра сказала:

— Над Стоунхенджем купола нет. Интересно, устоят ли древние камни завтра. От жара они могут потрескаться и развалиться. Грустно об этом думать, правда? Они простояли столько тысяч лет…

— Да.

— А эти солнцепоклонники заявили, что они там останутся, чтобы встретить рассвет.

— Имеют право, — отозвалась Бисеза.

Этой ночью в мире могло случиться много безумств. Нашлось немало людей, решивших тем или иным способом свести счеты с жизнью.

Раздумья Бисезы прервал резкий звук. Треск, похожий на выстрел, донесся издалека. Бисеза встала, подошла к краю крыши и обвела взглядом Лондон.

Свет дня угасал, загоралось привычное оранжево-желтое зарево уличных фонарей, высокие дома купались в белом свете прожекторов, подвешенных к стропилам купола. Уличное движение было оживленным. Реки огней омывали опорные колонны. В последние дни в городе царило нервное возбуждение. Бисеза знала, что некоторые лондонцы решили всю ночь пировать и веселиться, как в канун Нового года. На всякий случай Трафальгарскую площадь, расположенную в самом центре накрытой куполом территории города, полиция оцепила еще несколько дней назад, поскольку именно Трафальгарская площадь во все времена служила средоточием всех празднеств и демонстраций.

Вся эта деятельность была накрыта «жестяной крышкой». Мощнейшие прожектора — некоторые длиной до ста метров — были установлены на этом гигантском «потолке». Жемчужное сияние озаряло стройные опорные колонны, встававшие посреди города, будто лучи фонарей. На самом верху время от времени вспыхивали искры, кружились вокруг колонн, опускались на балки стропил: лондонские голуби приучались жить под необычной крышей.

И снова послышался этот странный треск.

Теперь трудно было понять, что происходит. Новости подвергались тщательной цензуре еще со Дня святого Валентина, когда было введено чрезвычайное положение. Вместо сообщений о каких-то событиях показывали какие-нибудь сладенькие сюжеты насчет здоровенных вентиляционных установок с названиями вроде «Брюнель»[22]и «Варне Уоллис».[23]Эти установки должны были очищать лондонский воздух все то время, пока купол будет закрыт. Или показывали передачу о тауэрских воронах, чье присутствие испокон веков обозначало безопасность города. О воронах должны были старательно позаботиться на то время, пока они будут лишены дневного света.

Но Бисеза догадывалась об истинном положении дел. В последние несколько дней щит начал заметно заслонять Солнце. Впервые со дня девятого июня две тысячи тридцать седьмого года стало возможно воочию убедиться в том, что что-то действительно произойдет. Небо приобрело странный оттенок. Солнце потемнело — ни дать ни взять знамение из «Апокалипсиса». Начала быстро нарастать напряженность. Приверженцы культов, конспирологи и мерзавцы всех мастей зашевелились, как никогда прежде.