История шифровального дела в России - Татьяна Соболева

В январе 1895 г., после смерти министра иностранных дел Н. К. Гирса, Ламздорф, располагавший всеми секретными внешнеполитическими архивами, оказывается на некоторое время человеком, наиболее посвященным в тайны дипломатии царской России. «Странным является мое положение в данный момент, — записывает он в дневник, — мои секретные архивы содержат все тонкости политики последнего царствования. Ни молодой государь (Николай II. — Т. С.), ни почтеннейший Шишкин, назначенный временно управляющим министерством иностранных дел, не имеют ни малейшего представления о документах, доверенных в последние годы исключительно и совершенно бесконтрольно мне. Я работал в глубокой тени возле моего бедного старого начальника (Н. К. Гирса. — Т. С.), меня никто не знает, и вот теперь, когда исчезли как он сам, так и государь, которому он столь замечательно помогал править, я оказываюсь в положении единственного обладателя государственных тайн, являющихся основой наших отношений с другими державами»[159].

В 1900 г. В. Н. Ламздорф назначается министром иностранных дел России. На этом посту он находится до 1906 г.

В течение многих лет В. Н. Ламздорф вел дневник, который хранится в настоящее время в Центральном государственном архиве Октябрьской революции в Москве и представляет собой бесценный документ эпохи. Сам Ламздорф, очевидно, представлял ценность своих записей для потомков. Так, он писал на страницах дневника: «Мое положение дает мне возможность записывать факты, вскрывать подспудные стороны исторической игры в карты; это может оказаться полезным в будущем. Сколько исследований пришлось бы тогда делать в секретных и недоступных архивах, чтобы выяснить даже частицу того, что мне легко сделать сегодня путем фотографирования, если можно так выразиться, своего рабочего дня»[160].

В свой дневник Ламздорф, кроме регулярных скрупулезных записей о текущих событиях, в первую очередь связанных с высшей государственной политикой и дипломатией, помещал копии важнейших документов, в том числе копии перлюстраций.

Наряду с авторским текстом и отдельными газетными вырезками значительное место в дневнике отводится Ламздорфом цитированию различных документов на русском, французском, немецком и английском языках. Некоторые документы заносятся им в дневник без всякой субъективной оценки и притом с исчерпывающей полнотой.

В числе прочих подобных документов Ламздорф зафиксировал в дневнике в виде копий английского текста[161] происходивший в 1895 г. обмен письмами между русским царем Николаем II и его двоюродным братом германским кайзером Вильгельмом II, а также копии перлюстраций переписки германского посольства в России. В качестве примера можно привести перлюстрированную телеграмму кайзеру Вильгельму II, посланную из Петербурга 18 (30) сентября 1895 г. его флигель–адъютантом Хельмутом Мольтке после свидания с Николаем И. Ламздорф вносит в дневник копию полного текста расшифрованной телеграммы Мольтке и внизу приписывает: «Государь вернул эту перлюстрацию без всякой пометы; как видно, доклад Мольтке о состоявшейся аудиенции у Его Величества является точным»[162]. Пометы Николая II порой поражали Ламздорфа своей некомпетентностью. Так, на перлюстрации одной из телеграмм, пришедших из Берлина в адрес германского посла в России Радолина и содержащей несколько рекомендаций, государь сделал помету: «Детски глупые советы!» Ламздорф пишет по этому поводу: «Я не особенно понимаю, почему глупые? Сознаюсь, что я, наоборот, восхищен той тщательной заботливостью и высоким благоразумием, с которыми Берлин направляет первые шаги своего нового посла в области, которая ему еще не достаточно знакома. Совсем неплохо было бы и нам последовать такому примеру»[163]. Однако были на перлюстрациях пометы Николая II и другого типа. Ламздорф пишет: «В пакете с возвращенными бумагами имеется телеграмма от Капниста[164], на которой нашим августейшим повелителем сделаны озорные пометы в духе тех, которые иногда делал покойный государь Александр III в адрес Михаила Горчакова»[165].

Российская служба перлюстрации к концу XIX в. накопила уже колоссальный опыт. Традиционно большое внимание уделялось перлюстрации дипломатической корреспонденции, а также так называемых «шпионных» писем для генеральных штабов — военного и морского. Эта корреспонденция получалась в Петербурге и отправлялась за границу в особых пост–пакетах, была зашифрована и опечатана. Все эти предосторожности, однако, не спасали ее от перлюстрации. В этом пост–пакете она и попадала в «черный кабинет», притом обязательно. Туда же она попадала и в случае, если доставлялась на почту всего за несколько минут до заделки пост–пакета перед отправкой его на вокзал. В «черных кабинетах» имелась полная коллекция безукоризненно сделанных металлических печатей как всех иностранных посольств, консульств, миссий и агентов в Петербурге и Министерстве иностранных дел за границей, так и всех послов, консулов, атташе министров и канцлеров. С помощью этих печатей вскрывать и заделывать дипломатическую корреспонденцию не представляло никаких трудностей.

За предшествовавший период существования «черных кабинетов» в России, т.е. со времен царствования Елизаветы Петровны, русским перлюстраторам были известны и практиковались три способа производства поддельных печатей. В старину печать отливалась из свинца по форме, снятой гипсом с негатива печати, сделанного из воска. Этот способ, кроме того, что был сложен из–за четырехкратного переснимания оттиска (негатива — воском, позитива — гипсом, вновь негатива — свинцом и, наконец, снова позитива уже на самом письме — сургучом), давал недостаточно резкие отпечатки. В середине XIX в. один из чиновников МИД изобрел способ производства поддельных печатей из серебряного порошка с амальгамой. Этот способ был очень прост и скор, а печати получались резкие. Однако они имели существенный недостаток — были весьма недолговечны, ломались от малейшего неосторожного прикосновения. Наконец, уже в начале XX в. другим секретным чиновником МИД России был изобретен остроумнейший способ производства идеальных печатей из твердого металла. Резкость получаемого оттиска была безукоризненна, сама печать — долговечна, а время, необходимое для ее изготовления, исчислялось минутами. Талантливый чиновник, изобретший этот способ производства печатей, а кроме того, аппарат для вскрытия писем паром, по докладу министра Столыпина царю был награжден орденом Владимира 4–й степени «за полезные и применимые на деле открытия».