Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс

Внезапно один вскочил и подбежал к Сирин, потирая глаза от изумления. Он растерянно смотрел на нее, а затем упер руки в бока и расхохотался:

— Во имя Аллаха, всемогущего и милосердного, этот мир и вправду мал! Мои глаза могут обманывать меня, но если ты не джинн, то ты Си… Бахадур!

Сердце Сирин ухнуло куда-то вниз, и она уставилась на мужчину с ужасом, словно перед ней раскрылась адская пасть, готовая вот-вот поглотить ее. На мгновение одежда воина сбила ее с толку, но затем она разглядела лицо татарина:

— Кицак?!

Это и в самом деле был брат Зейны, правая рука ее отца, — он стоял перед ней, одетый в калмыцкий кафтан и огромную меховую шапку. Проговорись он о ее тайне хоть одним словом — и она погибла. Сирин попыталась скрыть бушевавшие внутри чувства, не выдав себя ни лицом, ни голосом:

— Да, я Бахадур Бахадуров, прапорщик царской армии. Как ты сюда попал?

Татарин обошел ее лошадь и остановился перед ней:

— Во всем виновата Зейна. После нашего поражения и первого ясака, который мы заплатили русским, в орде становилось все неспокойнее. Кое-кто упрекал твоего отца, что он плохой предводитель, зашла речь о новом хане. Мое влияние упало, сестра с каждым днем становилась неприветливей, ты ее знаешь! Ведь это именно она предложила отдать тебя русским вместо ее сына, а не я. Не успел я опомниться, а она уже распустила слух, что в нашей нынешней жалкой жизни виноват я. Оказалось, идея восстания против русских была моя, а не Монгура, и именно я подстрекал молодых воинов убить твоего отца. Зейна просто решила переложить на меня всю ответственность за ошибки Монгура. Я еще должен радоваться, что меня не убили, а лишь прогнали, пусть и с позором, — Кицак сплюнул. — Разрешили взять с собой старую клячу и негодную саблю, угрожая убить, если вздумаю вернуться. У меня все горело внутри, потушить это пламя могла только месть, но это было невозможно. Тогда я поехал на базар в Карасук, чтобы уйти в другое племя. Но ясак разорил людей, многие ушли. Там я узнал, что русский царь набирает народ на войну, и я направил лошадь на закат. В пути мне встретились другие изгнанники, они ехали за тем же и, как я, хотели заработать и начать новую жизнь. Когда мы пришли к русским, они определили нас вместе с калмыками и башкирами, собравшимися уже в бесчисленном количестве, и я обменял свои вещи на калмыцкое платье, чтобы не отличаться от них. Во имя Аллаха, я ждал чего угодно, только не встречи с тобой! — Кицак покачал головой, словно не в силах поверить в происходящее. — По тебе можно сказать, что жизнь у тебя идет на лад.

Сирин не поняла еще, как вести себя с родственником. Она беспокойно распахнула шинель, чтобы Кицак увидел русский мундир, затем застегнула обратно. Он часто-часто замигал глазами — увиденное его впечатлило.

— Царь не пожелал кормить нас задаром, — ответила Сирин на незаданный вопрос, — потому зачислил всех в свою армию. Я теперь прапорщик и заместитель офицера, который будет вами командовать, а значит, твой начальник.

Сирин старалась говорить решительно, но Кицак лишь рассмеялся вновь:

— Детские игры не прошли даром! Ты еще помнишь, как все время пытал… ся командовать мальчишками? — Кицак не забывал следить за собой, остерегаясь неловкого замечания. Он широко улыбнулся Сирин и похлопал ее жеребца по шее.

Сирин наконец поняла, что он рад видеть ее, и расслабилась. Улыбнувшись в ответ, она соскочила с лошади и обняла Кицака. Его внезапное появление на какое-то время выбило ее из привычной колеи, и все же славно было встретить старого знакомого.

Тем временем из «штаба» вышел Сергей, но, увидев на прежнем месте только Ваню, оглянулся в поисках Бахадура, — татарин обнимался с каким-то калмыком.

— Что нужно Бахадуру от этого кривоногого калмыка? — недовольно спросил он Ваню.

Вахмистр только плечами пожал:

— Ни малейшего понятия! Судя по всему, они давние знакомцы.

Сергей подошел ближе, чтобы разглядеть лицо загадочного азиата, и тут же узнал Кицака — того самого татарина, который привез Бахадура в Карасук. Бахадур приветствовал соплеменника с видимой радостью — Сергею это почему-то было неприятно, он страстно хотел стать другом Бахадуру, а теперь оказалось, что мальчику ближе этот оборванный дикарь, а не он, Сергей Тарлов.

Лабазы маленькой крепости почти пустовали. Всего оружия нашлось только три маленькие пушки, да и к тем почти не осталось пороху; ружья, пребывавшие в исправности, уже раздали солдатам гарнизона, но пуль все равно не было. Сергею удалось отыскать два небольших мешка овса и немного воблы, видимо, есть это никто не отважился, оттого и завалялись продукты в развалюхе, носившей гордое наименование арсенала. Можно было только надеяться, что калмыки окажутся менее привередливыми, чем русские солдаты. Оружия для своего отряда он тоже не добыл — найденную пару кремневых пистолетов решил подарить Бахадуру.

Татарин принял пистолеты с равнодушием и небрежно засунул их в седельную сумку. Это демонстративное пренебрежение рассердило Тарлова, обычно кочевники гордились таким оружием больше, чем офицер царской армии орденом. Он не мог знать, что его прапорщик в действительности был весьма напуган подарком.

Сирин вздрогнула, беря в руки пистолет. Дома отец или любой из его воинов сразу же отнимал у нее оружие, и она боялась, что Кицак, увидев пистолеты, потребует отдать их. Она размышляла, что ей в таком случае делать, пока не осознала наконец, как изменились их отношения с тех пор, как она уехала из племени. Как офицер русской армии она стояла куда выше, чем любой солдат вспомогательного отряда, и в любой момент могла отдать им приказ или наказать, по крайней мере по закону. Правда, Кицак не был русским, а потому вполне мог в ответ обнажить саблю, но права отнимать у нее оружия он не имел.

Сирин уселась на бревно, служившее часовым скамейкой, достала пистолет, мешочек с пулями, маленькую пороховницу и стала с любопытством изучать их. Тарлов, видимо, предполагал, что она умеет обращаться с подобным оружием, поэтому объяснений никаких не дал.

Она все еще сидела, беспомощно глядя на пистолеты, когда к ней осторожно подобрался Кицак:

— Хорошее оружие! Оно убивает человека за пятнадцать шагов, как молния, — сказал он, скрывая зависть.

Сирин растерянно посмотрела на него:

— Может быть, но я не знаю, как это действует.

— Дай сюда! Я тебе покажу! — Кицак взял пистолет и объяснил, как его следует заряжать. Когда все было готово, он направил оружие на часового, стоявшего перед частоколом. Внезапно выражение лица его стало жестким и решительным. Сирин перепугалась, но тут Кицак рассмеялся и протянул ей оружие:

— Пойдем! Поищем для тебя подходящую цель. Твой капитан уже заметил меня, смотрит так, словно сейчас бросится и отберет пистолет.

Сирин увидела Тарлова, который хмуро наблюдал за ней и Кицаком, и подумала, чем она успела заслужить его недовольство.