Награда для Иуды - Андрей Троицкий

Барбер вынул из кармана маленькую газетную вырезку. Чума пробежал глазами строчки, взятые в жирную черную рамку. Какой-то коллектив какого-то поганого кабака выражает глубокие соболезнования вдове и близким трагически погибшего Василия Константиновича Полуйчика.

– Вчера вечером этот хрен умер в больнице, – сказал Барбер. – Не приходя в сознание. Пуля задела спинной мозг и еще какую-то хренотень, поэтому врачи ничего не смогли сделать. Помнишь Полуйчика?

– В жизни не сталкивался. Но краем уха о нем слышал. Он катала.

– Вася откинулся, но остался мне должен большие деньги. То есть очень большие. По долгам придется платить его вдове. Мы должны с ней поближе познакомиться и взять все до копейки. Ты со мной?

– Какая моя доля?

– Пятьдесят штук зелеными, устроит?

– Пожалуй, – Чума почесал затылок. – А что от меня требуется? Я могу красиво пописать пером любую рожу.

– Этого как раз не требуется.

– Я смогу снять нательный крест со священника так, что тот не заметит.

– Не требуется.

– Я умею стрелять. Владею кастетом.

– Забудь об этом думать. Для начала сходи в баню и к парикмахеру. И купи на толкучке что-нибудь из одежды, без дырок.

– Сейчас тяжелые времена, – загрустил Чума, он подумал, что ботинки того рекламного агента могли прийтись ему впору. Это были приличные кожаные туфли, черные с серебряными пряжками. И пиджак наверняка подошел бы. – Я сел на мель. Временно.

– Подъемные я тебе выделю. На баню и карманные расходы. Ну, ты со мной?

– Разумеется. Я всегда с тобой.

Мальгину потребовалось все его вдохновение и красноречие, чтобы, пробившись через заградительные кордоны, попасть в кабинет Чинцовой. Склонная к полноте женщина в черном платье и сером шейном платке сидела в большом кожаном кресле и перебирала кипу счетов из похоронного бюро. Едва взглянув на посетителя, она застучала кончиками пальцев по настольному калькулятору. Мальгин присел на краешек стула.

– Что, похороны – это сплошное разорение? – спросил он.

– Вы пришли только затем, чтобы узнать ответ на этот вопрос? Так и быть, отвечу. Хорошие похороны стоят недешево. Еще есть вопросы?

– Пожалуй. Я работаю в службе безопасности одной страховой компании.

– Спасибо, – не дала договорить Чинцова. – Моя жизнь уже застрахована. От пожара, от наводнения и еще черт знает от чего. Вы закончили?

– Не совсем, – Мальгин вытащил из кармана композиционную фотографию Барбера и, дотянувшись до хозяйского стола, положил ее перед Чинцовой. – Я ищу этого человека.

– Вы ошиблись. Здесь не адресное бюро.

– У меня есть все основания полагать, что именно он, Виктор Барбер, устроил заваруху в «Серебряном аисте» и убил вашего мужа.

Чинцова, впервые оторвавшись от своих бумаг, посмотрела на гостя, как на человека.

– А кто это Барбер? Первый раз слышу это имя. И никогда его в глаза не видела.

– Старый знакомый вашего покойного мужа. Я полагаю, они не поладили друг с другом. У них были денежные счеты или долги. И вот он, летальный исход.

– А какое отношение ваша страховая фирма имеет к этому Барберу? Те же проблемы? Денежные счеты, долги?

– И тоже с летальным исходом, – кивнул Мальгин.

– Послушайте вы, как вас там… Делом о гибели моего мужа занимаются лучшие московские сыщики. Убили не дворника и не поломойку. А владельца двух известных в городе заведений. Я думаю, нет, я уверена, что этого подонка найдут и без вашей помощи.

– А я в этом не уверен.

– Что вы хотите от меня?

– Хотел предупредить об опасности и предостеречь. Вероятно, этот Барбар появится в вашем кабинете. И займет стул, на котором сижу я. У вас внизу полно охранников, сделайте так, чтобы Барбера вывели отсюда в железках на запястьях и посадили в казанную машину. В крайнем случае, свяжитесь со мной. Это все, о чем я прошу.

– Я сделаю это, хотя ваша версия меня не убедила.

Мальгин написал на листке номер мобильного телефона. Чинцова уперлась локтями в стол и позволила себе некоторое подобие улыбки.

– А я подумала, что вы пришли денег в долг просить. Без отдачи. Эти всегда долго ходят вокруг да около. Придумают какую-то страховую компанию, пожертвования для храма Господня или приюта для сирот.

– Прощайте. И не забудьте о моей просьбе. Фото Барбера и свой телефон я оставлю вам. Не потеряйте.

Мальгин поднялся и вышел, решив для себе, что едва за ним закроется дверь, Чинцова выбросит бесполезные бумажки в корзину.

* * *

Кафе «Рассвет» затерялось в лабиринте таганских переулков. Некогда здесь находилась рабочая столовая, но пришли новые хозяева, которые на скорую руку отремонтировали помещение, повесили неоновую вывеску, однако мистический дух заведения общепита остался тем же, словно въелся в старые стены. Когда Максим Елисеев, прибывший на место, на полчаса раньше назначенного срока, вошел в зал, пахнуло запахом суточных щей и подгоревшего плова, хотя эти блюд здесь не готовили с незапамятных времен. Помещение оказалось просторным, со старомодными колоннами под мрамор, высокими потолками и большими арочными окнами, выходящими на улицу. Елисеев побродил между столиков, словно выбирая удобное место, остановился, достал носовой платок и стал тщательно вытирать испарину, выступившую на лбу и шее. Крахмальный воротник сорочки уже сделался влажным и мягким, как несвежая тряпка. Молодой администратор подошел к Елисееву.

– Садитесь вот здесь, у окна, – сказал молодой человек, наметанным взглядом определив, что посетитель, прилично одетый мужчина, почему-то сильно нервничает. – Вентилятор рядом. Вам будет светло.

– Действительно, светло, – повторил Елисеев, но остался стоять на прежнем месте, продолжая дико озираться по сторонам и вытирать лицо платком. – А у вас тут уютно.

– Зимой дом ставят на капитальный ремонт, а «Рассвет» закрывают, – вздохнул администратор. – До лучших времен. Которые, по моим прогнозам, никогда не наступят.

– Это почему же?

– Как всякий нормальный человек я больше верю слухам. А по слухам этой улицы больше не будет, здесь устроят какую-то дорожную развязку. Или завязку.

Елисеев не слушал администратора.

– Пожалуй, я все-таки сяду там, – он показал пальцем на окно. – На улице.

Он вышел из зала, устроился за столиком под тентом. Здесь царила уличная духота последних жарких дней «бабьего лета». На специальном настиле, покрытым синтетическим ковриком, расставили дюжину круглых столиков и пластиковые стулья, натянули полосатый, оранжево-зеленый тент. Территорию кафе отгородили от тротуара и проезжей части деревянным заборчиком высотой в пояс человека. За уличными столиками ворковала, накачиваясь пивом, молодая парочка. В углу седовласый господин со знанием дела разделывал копченого леща, обсасывая жирные пальцы. Время близилось к двенадцати тридцати. Улица с движением в четыре ряда казалось тихой и спокойной. На противоположной стороне за глухим забором рычал экскаватор. Там же остановка, к которой время от времени причаливали троллейбусы. Вдоль тротуаров по обе стороны улицы стояли пустые автомобили.