Магия тени - Ирина Лазаренко

В ушах шумело. Щеки, шею, лоб и брови покрывала быстро высыхающая на морозе кровь, в голове было холодно и звонко. Шадек вяло подумал, что разорванная кожа на висках должна свисать лохмами, и, судя по выражению лица Гасталлы, примерно так оно и было.

Мимо размашисто прошагал Дорал, рывком поднял на ноги Бивилку и впервые в жизни отвесил ей подзатыльник.

* * *

Единственное, чем мог похвастать Шадек после этой стычки, – в лагерь он вернулся на своих ногах. Хотя его страшно шатало, голова была словно чужая, а Гасталла пророчил ему всякие беды от ран и ругательски ругался на чем свет стоит.

– Вода, – заявил Шадек, отдышавшись.

Он полулежал у костра, не в силах открыть глаза, а Гасталла, тихо ворча, колдовал над его ранами. Некромант даже вытащил деревянную флягу с крепким вымороженным вином, купленную в какой-то деревеньке. Заявил, что Шадек должен сделать несколько глотков, а потом щедро полил тем же вином раны, отчего повеселевший и не ожидавший подобного вероломства Шадек взвыл.

Бивилка тоже не открывала глаз. Не могла себя заставить посмотреть на остальных. Ей было мучительно стыдно и еще – страшно. Страшно увидеть Шадека и те раны, от которых было в крови все его лицо и ворот куртки. И, наверное, его укоризненный взгляд. И презрительные гримасы старших магов.

– Синее начало – это вода, – пояснил Шадек. Говорить было больно. – Призорцы тебя приманили на твою стихию.

– Призорцы ее приманили, потому что она – дуреха, – отрезал Гасталла.

Бивилка сидела у костра и желала никогда не открывать глаза. Хотя сама она на месте некроманта выразилась бы куда обиднее.

Магичка слышала, как Гасталла бормочет неизвестные ей заклинания, как льется вода из баклаги и как дыхание Шадека становится отрывистым и хриплым. Наверное, болело очень-очень сильно.

Бивилке было стыдно и обидно за собственную дурость. И как-то особенно холодно. Мерз нос, щеки, коленки и руки, и отчего-то казалось, что воздух пахнет грозой.

И еще она вдруг поняла, как сильно тревожится все это время о тех, кто остался в Ортае. О верном Оле и неугомонном Террибаре, о трудяге Нэйле и даже о бессовестной Умме, которой теперь и дела не стало до старых друзей. И о Мошуке, что лежал между диким Пизлыком и эльфийским Эллором, как большой лохматый пес. И о деревеньках вокруг города, в которых Бивилка знала в лицо едва ли не каждого жителя.

Как они там? Не случилось ли с ними дурного, пока она, Бивилка, мечется по Гижуку и Недре, словно бесполезный клок шерсти на ветру? Стоило магичке подумать об этом, как свежий запах грозы исчез, вместо него появилась душная вонь горелых перьев и мокрого дерева.

Магичка слышала, как Дорал и Гасталла чаруют Защипы – заклинание из базового лекарского курса, одно из самых простых и действенных, но в то же время сложное, требующее огромной сосредоточенности. Бивилка не хотела открывать глаз и видеть, почему магам понадобилось чаровать Защипы вдвоем и так долго.

Потом у магички в голове что-то переменилось, и вонь горелых перьев сменилась другими запахами: грязи и зелени, а затем появился образ пара. Пар медленно и торжественно поднимался над озером, испещренным отмелями. Рукам стало тепло и сухо, явственно представилась гибкая живая ветка в ладони – прохладная, бугристая, с жесткими короткими листьями.

– Нам нужно добраться до края теплой воды, – сказала Бивилка и тут же удивилась тому, что сказала.

– Ну, приехали! – возмутился Гасталла. Голос его звучал приглушенно: некромант смотрел в другую сторону. – Это куда, назад на юг да за Меравийское море? Так это тыщ пять переходов в другую сторону!

– Я не знаю, – жалобно призналась Бивилка, так и не открывая глаз. Помолчала и неуверенно указала на север. – Край теплой воды там. От него прямая тропа до логова Старшего Змея.

* * *

До испещренных отмелями горячих озер добрались через два дня. Мужчины с одинаковым выражением лиц смотрели на эти озера и молчали, и даже переглядываться у них желания не было.

Там и сям встречались люди, которые купались в озерах или сидели на берегах – снега не было шагов на тридцать от воды, и даже какая-то мелкая травка торчала из сероватой земли. Телегу провожали любопытными взглядами, но своего отношения к путникам никак не проявляли: не махали им руками, не окликали, не улыбались и не хмурились. Просто смотрели, с любопытством и как будто с недоверием.

И люди тут были другие – такие же низкорослые и узкоглазые, как в южной Недре, но крепкие, плотные, с короткими сильными ногами и мощными плечами. У всех волосы небрежно острижены чуть ниже ушей. Все диковинно одеты – короткие накидки из шкур, высокие лохматые сапоги, штаны из мягкой кожи. Сидящие поближе к воде снимали накидки и сапоги, оставаясь в штанах и рубашках, а то и просто в штанах. А люди, которые бултыхались в озерах, были, кажется, и вовсе голыми.

За озерами показались низкие длинные домики из камня и глины, стоящие кучно, но на достаточном удалении друг от друга. Между ними густо росли крошечные вишневые деревья, кусты брусники и жимолости. Среди кустов бродили маленькие черные козочки и полосатые кошки. Повсюду валялись грабли, тяпки, вилы – верно, где-то неподалеку были устроены поля или огородики. Невидимые за деревьями, надрывно блеяли овцы.

Откуда-то появилась целая группа ребятишек. Низкорослые, крепенькие, похожие на ежат дети с воплями бежали впереди повозки, истошно вопя что-то вроде «Бабуша, бабуша!».

Переглянувшись с Доралом, Гасталла направил повозку следом за детьми, и вскоре восторженно вопящая ватага привела их к низкому домику. Хотя он ничем не отличался от прочего жилья и хотя в этом селении не было никаких оград, становилось как-то понятно, что этот дом – особый и обособный.

Ровно в тот вздох, как телега остановилась, а детишки как по команде стихли, открылась низенькая дверь и в нее, пригнувшись, прошла старуха. Остановилась на пороге и уставилась на телегу, жуя губами.

Из-за дома пушистым облаком вытянулся большой белый пес, подошел к старухе, сел подле ее ног и открыл пасть, словно улыбаясь. Дорал и Гасталла покосились на Шадека. Тот только руками развел. В пути некромант как мог ускорял заживление его ран, и теперь на висках у Шадека ярко розовели глубокие шрамы, придающие ему непреклонный и немного трагический вид.

– Ты. – Старуха подняла сухую руку, почти потерявшуюся в складках расшитой одежды. Кривой палец с широким плоским ногтем указал на Гасталлу. – Это ты – маг, умеющий искать?

Когда старуха говорила, на шее у нее поджималась и снова повисала складка кожи. Голос был глухой и тягучий, словно словам не хотелось звучать. Голова старухи чуть подрагивала, и вместе с нею дрожали костяные серьги в крупных, как у магона, ушах.

– Это она. – Некромант ткнул пальцем в Бивилку.

Узкие темные глаза уставились на магичку с удивлением. А та смотрела на старуху потрясенно, и на языке у нее вертелась уйма вопросов, но вслух Бивилка не могла произнести ни одного – по поведению старухи было ясно, что та видит магичку впервые. И едва ли сможет объяснить, почему сама Бивилка уже говорила с нею не единожды в тех местах, куда старуха, верно, никогда в жизни не забредала.