Елизавета Тюдор - Ольга Дмитриева

Турнир 17 ноября 1590 года стал одним из самых волнующих и грандиозных: сэр Генри Ли — непобедимый, но постаревший защитник королевы — передавал свои полномочия графу Кумберленду. Прощание с ним вылилось в настоящий триумф верного подданного и его госпожи, олицетворявшей в его глазах чистоту и правое дело, что для протестанта было неотделимо одно от другого. По этому случаю на площадке перед балконом королевы был возведен «храм римской богини Весты». Волшебное сооружение из стекла, хрусталя и белой тафты, поднятое на колоннах, сияло изнутри. Три «весталки» окружали покрытый золотой парчой алтарь с дарами богине, которые Елизавета — Веста приняла в финале. Перед входом в храм стояла колонна, увенчанная короной и увитая белым шиповником, к основанию которой старый Генри Ли сложил свои славные доспехи. Он произнес прощальную речь, прославлявшую его августейшую госпожу — «победительницу непобедимого врага, владычицу морей и заокеанских колоний, живую богиню, которую на небесах ждал венец». Даже сдав пост, этот еще крепкий воин выходил на ристалище в честь своей Элизы в 1597 году в облике Неутомимого Рыцаря, но отныне официальным защитником королевы был граф Кумберленд, на много лет ставший «Рыцарем из замка Пендрагон» времен легендарного короля Артура. В этом образе он и позировал Николасу Хиллиарду. На портрете Кумберленд изображен облаченным в черные доспехи, украшенные золотыми звездами, и средневековое одеяние поверх них, на его шляпе — перчатка Елизаветы, его Дамы, на щите — девиз «Hasta Quando», означавший, что он пронесет свое копье до самого конца.

Молодой граф Эссекс, мечтавший получить почетное звание, доставшееся Кумберленду, делал все, чтобы затмить его. Начинающий свое восхождение молодой фаворит не только тратил целые состояния на собственные экстравагантные выезды, но и старался принимать участие в общей организации праздника и выработке его сценария, хотя королева не всегда ценила его рвение. В 1595 году Эссекс выступил с донельзя растянутой постановкой, где в споре его склоняли каждый на свою сторону Любовь и Себялюбие. Последнее засылало к рыцарю своих эмиссаров — Отшельника (призыв уединиться и погрузиться в себя), Солдата (всецело отдаться погоне за бранной славой) и Секретаря (предпочесть карьеру и высокое положение). Любовь же представала в образе «индейского царя» (!), который вел долгие ученые споры с этими аллегорическими фигурами и наконец одерживал верх, убедив всех, включая рыцаря Эссекса, отдать все свои силы и таланты служению королеве. Утомленная Елизавета заявила, что, если бы она знала, что тут так много будут говорить о ней, она бы не пришла смотреть турнир в этот вечер, а отправилась бы спать.

Улавливая ее настроение, некоторые из рыцарей делали свои выезды забавными: облачались в шутовские одежды и потешали публику речами, полными юмора. Так, Томае Джерард развеселил королеву и придворных дам, выехав на ристалище в прекрасном рыцарском облачении, но верхом на пони «ростом не выше собаки».

Одним словом, каждый развлекал и прославлял Елизавету в меру собственных сил, талантов и возможностей своего кошелька. Но если литературные и артистические дарования рыцарей не всегда были бесспорны, то их преданность и верность госпоже сомнений не вызывают. Некоторые из них продолжали галантную игру и на полях настоящих сражений, не делая различий между идеальным рыцарским миром и действительностью. Воюя во Франции, Эссекс несколько раз вызывал коменданта вражеской крепости на поединок во имя Елизаветы, предлагая таким образом решить судьбу осажденных. В условиях реальной войны и небутафорской крови француз счел это пустым ребячеством (увы, во Франции давно не было своих женщин-героинь и слишком долго правили мужчины).

Как бы там ни было, но эта постаревшая женщина умела вызвать неподдельный энтузиазм у своих воинственных рыцарей — и молодых, и ветеранов. Даже если их пыл сводился лишь к сценической лихорадке актеров-дилетантов, ставящих для собственного удовольствия любительские спектакли, это она, Елизавета, была их Музой, заставлявшей и пушки говорить стихами.

Те, кому довелось жить в то славное время, с ностальгией вспоминали елизаветинских героев:

Странствующая королева

Одной из самых удачных пропагандистских находок Елизаветы были ее регулярные путешествия с визитами в графства, города, университетские центры, поместья аристократов. Она гениально угадала извечную потребность рядовых обывателей хоть на миг оказаться рядом, увидеть, прикоснуться к великим мира сего, кумирам, потребность, с которой приходится считаться и современным политикам. В ту пору эта практика «общения с народом» на площади была жизненно важна для снискания широкой поддержки и вербовки верных сторонников. После Елизаветы она решительно не удавалась английским монархам: и Яков I, и Карл I не были склонны к активным публичным контактам; популярность Стюартов никогда не была велика, и неудивительно, что они не смогли удержать престол. Когда же монархия в Англии была реставрирована, герцог Ньюкасл прямо посоветовал Карлу II возобновить елизаветинскую традицию королевских проездов по стране, чтобы «доставить удовольствие и малым, и великим».

Контакты со всеми слоями общества во время поездок позволяли Елизавете во всем блеске явить себя подданным, излить на них свет своего милостивого расположения и заодно собрать щедрую дань восхищения, подношений и специальных развлечений, устраиваемых в ее честь. Последние внесли немалый вклад в создание елизаветинской «золотой легенды». Королева-Солнце наслаждалась отраженным светом собственного сияния, слушая речи и баллады, сочиненные в ее честь, и любуясь причудливыми аллегорическими спектаклями. Неизвестно, кому принадлежала идея публиковать программы наиболее пышных официальных приемов в ее честь с текстами речей и описанием мизансцен живых картин, но она была весьма плодотворной. Читатели легко воображали себя участниками по-истине фантастических зрелищ и в то же время получали образец того, как следует обставлять подобные приемы.

Одним из самых знаменитых чествований королевы, формировавших образцы для подражания, стал ее визит к графу Лейстеру в его поместье Кенилворс в 1575 году. Когда кавалькада придворных приблизилась к усадьбе, их встретил привратник — Геркулес с ключами и палицей, приветствовавший королеву пышной речью. Королевский кортеж проследовал за ворота, где гостям открылся великолепный вид на озеро, по водам которого навстречу коронованной гостье двигалась сама Владычица Озера в сопровождении «нимф». Посреди озера располагался искусственный мост на четырнадцати опорах с висевшими на них подношениями для Елизаветы, а сам мост окружал целый сонм античных богов и богинь. Живая декорация дополнялась двумя суковатыми посохами, увешанными доспехами и оружием (они символизировали самого хозяина дома, верного слугу и воина, посох был частью герба Лейстера), а также двумя вечнозелеными лавровыми деревьями, украшенными всевозможными музыкальными инструментами — олицетворение вечно юной Елизаветы, любимицы Аполлона и муз. Вечером стараниями итальянского пиротехника над озером был устроен великолепный фейерверк — потоки огня, искр, сияющих звезд и стрел (итальянец первоначально предлагал графу запустить в воздух живых кошек, собак и птиц, но Лейстер отверг эти сомнительные авангардистские находки). Программа приема также включала охоты, бесконечные банкеты, театральные спектакли-маски по вечерам, медвежьи бои и, наконец, финальную водную феерию, в которой перед королевой, образцом несравненной красоты и божественного величия, склонились Владычица Озера и сам Протей — морское божество, — появившийся на «дельфине», внутри которого звучала музыка.