Молот ведьм - Константин Образцов

«Его!»

Лера изо всех дернулась, попыталась хотя бы мотнуть головой — тщетно. Даже зажмуриться снова не получилось.

«Отдай мне мальчика, — снова просипела старуха. — И мы будем дружить. Я тебя много чему научу».

«Но я не хочу дружить!»

«А придется», — старуха сдвинулась с места и зашаркала по комнате. Лера с ужасом следила, как жуткая бабка подошла к родительской кровати, встала рядом и нависла над спящими папой и мамой. Сгорбленная спина в мокрых грязных лохмотьях чуть задела ручку коляски. Глухо, отрывисто звякнули погремушки. Братик заворочался во сне.

«Выбирай, — голос страшной карги звучал в голове Леры так же четко, как если бы та стояла рядом, — или твой брат, или мама. И папа».

Старуха нагнулась, сивые космы, свесившись, коснулись маминого лица, неподвижного и бледного в призрачном ночном свете.

«Нет! — мысленно закричала Лера. — Не трогай маму!»

Старуха криво ухмыльнулась. Из уголков почерневших губ потекла струйка мутной воды. Она проковыляла обратно и встала перед девочкой.

«Завтра отдашь мне брата, — сказала она. — Иначе я приду за твоими родителями».

Лера рыдала: громко, в голос, надрывно — и безмолвно.

«Как я тебе его отдам?»

«Узнаешь, — сказала старуха, и добавила, — Со мной лучше ладить».

Она закряхтела и потянулась к Лере обеими руками, наклоняясь над кроваткой. Из раскрывшейся широкой пасти с осколками грязно-желтых зубов несло трупной гнилью. Лера дернулась что есть сил, завопила и снова открыла глаза.

В комнате было пусто и тихо. Свет в кладовке не горел. Лера попробовала пошевелиться: руки и ноги были немного онемевшими, но послушно задвигались под тонким одеялом. Маленькое сердце заходилось в груди частыми, гулкими ударами. В коляске завозился и тихонечко запищал маленький Андрюшка. Лера увидела, как мама приподнялась, протянула руку и стала качать коляску.

— Спи, спи, сыночек…

Сама Лера уснула только после того, как прозвонил будильник, и папа стал собираться на работу.

Наступило утро понедельника.

* * *

Когда Вика ответила подруге, что ничего страшного ночью не случилось, она не врала. Просто страшно ей не было. Было интересно.

Вначале Вика не поняла, что кто-то ее зовет. Ей показалось, что она проснулась от того, что журчит вода в туалете: наверняка дядя Валера опять вставал среди ночи, чтобы облегчиться. Обычно после этого воняло на всю маленькую однокомнатную квартиру, да так, что щипало глаза. Но сейчас ничем таким не пахло, разве что чуть несло какой-то сыростью, будто из открытого подвала. Вика лежала, прислушиваясь к тому, что казалось журчанием, и неожиданно стала различать среди звуков слова, а потом и свое имя: «…сюда…», «…пойдем…», «…Вика…», «…пойдем…». Она послушала еще немного, а потом повернулась на другой бок, поерзала, устраиваясь на неудобном кресле-кровати, и снова уснула.

Ночью накануне того дня, когда мама сказала ей про летний детский сад, а испуганная Лера выспрашивала, не случилось ли чего страшного, Вика снова проснулась от того, что ее зовут. Теперь казалось, что в ночной тишине спорят и бормочут наперебой несколько голосов: они бубнили за окном, шептались за стенами, шелестели на кухне, звучали в нечаянных звонах тонких стеклянных бокалов в серванте, во вздохах водопроводных труб, в скрипе мебели, даже в храпе пьяного дяди Валеры. Большинство слов было не разобрать, но имя и повторяющееся «…пойдем…» слышались отчетливо.

«Наверное, привидения, — подумала Вика. — Вот здорово».

Она послушала еще немного, а на следующую ночь, проснувшись, уже точно знала, что делать.

Вика тихо встала, сунула ноги в тапочки, осторожно, чтобы не разбудить маму и дядю Валеру, достала из коробки с игрушками жестяной сундучок, вышла в коридор и толкнула входную дверь. Та бесшумно открылась: ни лязганья замка, ни скрипа петель. Вика вышла на лестницу и стала спускаться с третьего этажа вниз, держа сундучок перед собой. За закрытыми дверями квартир людям снились странные сны. Ночной свет и резкие черные тени превращали знакомый с детства дом в призрачный замок: все было другим, причудливым и незнакомым, и даже веселые пчелки на Викиной пижаме превратились в каких-то зубастых маленьких чудищ, ползающих по теплой фланели.

Вика вышла во двор. Вокруг неподвижно застыла прозрачная летняя ночь. Справа от двери парадной стояла лавочка, на которой обычно собирались днем местные бабушки. Сейчас тут тоже сидела старушка, да только другая: одежда на ней была совсем ветхая, рваная, пропитанная подземной влагой и болотной тиной; длинные сивые волосы нечёсаные и грязные, а губы, растянутые в улыбке, потрескались и сочились гноем. Она была похожа на труп, который засунули в бочку с водой, закопали, а потом снова вытащили на свет Божий через год — другой.

Но Вика не испугалась. Бабушка ей даже понравилась. Как будто из сказки.

— Здравствуй, деточка, — голос у старушки был скрипучий и дребезжащий, словно водили гвоздем по ржавой жестянке.

— Здравствуйте, — вежливо ответила Вика.

Бабушка похлопала рядом с собой по скамейке распухшей, мокрой ладонью, похожей на раздувшуюся жабу.

— Садись-ка рядом. Поговорим с тобой.

Вика кивнула и села, поставив сундучок на колени. Пахло от старушки не очень.

— Булавка моя у тебя? — спросила старушка.

Вика кивнула.

— Покажи-ка мне!

Девочка откинула жестяную крышку и достала длинную стальную булавку с головкой в виде цветка. Острие тускло блестело.

— Славно, — одобрительно кивнула головой бабушка. — Храни ее хорошенько, деточка.

— Она волшебная? — догадалась Вика.

— Конечно, волшебная.

— А другие вещи в сундучке?

— И они тоже. Только булавка — она теперь твоя, а другие вещицы ты побереги пока. Наступит время, дашь, кому надо будет.

— А они чьи были, эти вещи?

— Других девочек, — ответила старушка. — Дочек моих. Да только они все состарились и умерли.

Вике стало очень интересно. Она хотела спрашивать бабушку еще и еще, но подумала, что и так задает очень много вопросов. Но старушка, видимо, поняла ее любопытство и принялась объяснять все сама. Вика внимательно слушала.

По словам бабушки выходило, что она самая настоящая волшебница, и однажды, давным-давно, подарила свою булавку одной девочке. Та тоже стала волшебницей, выросла, а потом и состарилась, и передала булавку дальше, своей внучке, и добавила еще одну вещь от себя. Так и повелось: каждая новая девочка, входя в силу и превращаясь в волшебницу, добавляла какую-то одну вещь, пока все они не оказались в сундучке, а сундучок — в доме, где жила последняя из волшебниц, пока тоже не умерла в свой срок, еще до рождения Вики на свет.