Бездна - Питер Бенчли

Взяв тело с двух сторон за руки, они с Гейл дотащили его до перекладины и положили на палубу.

– Он тяжелее, чем кажется, – заметила Гейл.

– Мертвые всегда так.

– Почему?

– Не знаю. Прочел где-то об этом.

– Ты имеешь в виду, действительно тяжелее или тяжелее, чем кажутся?

– Не знаю. Где ружье?

– Там, – указала Гейл. – Не думаю, что оно тебе понадобится. – Она поглядела на неподвижное черное тело, и ее передернуло.

Сандерс поднял ружье, сел на край борта и положил ружье на колени. Он кивнул головой в сторону второй лодки и спросил:

– На что это было похоже?

Сандерс почувствовал, что завидует Гейл, потому что она убила Слэйка. Мысль об убийстве человека, лежащего беспомощно у его ног, была для него отвратительна, казалась несправедливой. Но убить в целях самозащиты, принять вызов и убить человека, пытающегося расправиться с тобой, – честное единоборство. Мщение.

– Это было ужасно, – сказала Гейл. – Я не понимала, что делаю, пока все не закончилось.

Было уже совсем темно; луна пряталась за горизонтом, а звезды казались бледными точками на черном небе. Сидя на противоположных бортах, Дэвид и Гейл могли видеть только силуэты друг друга.

Поэтому они не заметили ни первой слабой дрожи, пробежавшей по телу человека, лежащего на палубе, ни момента, когда он открыл глаза, ни слабого движения пальцев в направлении икроножной мышцы левой ноги, не слышали ни мягкого щелчка ремня на ножнах вокруг ноги, ни того, как выскользнул нож.

Собака первая услышала новые звуки. Она взвыла.

Сандерс повернул голову в направлении носа, и в этот момент лежавший вскочил, согнувшись, и закричал – это был высокий гортанный вой, каким общаются коты во время драки.

Сандерс быстро повернулся обратно и схватился за ружье:

– Эй...

Он не успел закончить. Человек прыгнул к нему. Сандерс нажал на курок – ничего. Ружье не было взведено. Он потянул затвор, откинувшись назад, чтобы выиграть лишнюю десятую секунды, и увидел лезвие ножа, устремившееся к нему сверху. Сандерс поднял руку для самозащиты и упал за борт. Затвор отскочил вперед, и, как только Сандерс ударился о воду, чувствуя новую, неопределенную боль – в руке или в боку, он не мог сказать, где именно, – его палец нажал на курок. Ружье выстрелило в воздух.

Мужчина повернулся к Гейл и, пригнувшись, медленно водил перед собой ножом, подзадоривая ее схватить его. Он тихо бормотал, издавая горловые звуки, всхлипывая и рыча, произнося странные словосочетания, манипулируя ножом, и мало-помалу подбирался к ней все ближе. Луна осветила его лицо, и Гейл разглядела его глаза – дикие, воспаленные – и увидела капли слюны, стекающие ему на подбородок. Ей хотелось говорить с ним, умолять его, но она не была уверена, что он осознает, где находится и что делает. Он снова забормотал.

Гейл оперлась спиной о планшир, посмотрела на воду и подумала, не нырнуть ли за борт. Нет, он тут же прыгнул бы за ней. Она начала пробираться вперед вдоль борта, надеясь, что, когда человек нападет на нее, она сможет обмануть его в темноте кокпита.

Человек закричал и прыгнул, замахнувшись ножом.

Гейл пригнулась и бросилась влево, слыша звук бьющегося стекла: нападающий ножом угодил в окно надстройки. Она скорчилась под рулевым колесом.

Человек обернулся, шепча непонятные ругательства и шаря взглядом по темным углам. Наконец он заметил Гейл и взмахнул ножом.

Шум за спиной заставил его обернуться.

Гейл решила броситься на корму. Она сделала шаг – и увидела, что можно уже не бежать: послышался глухой удар, глаза человека закатились, остались только белые щелки, и он упал на палубу.

Рядом стоял Сандерс с отверткой в правой руке. Он нанес удар острой частью отвертки, и теперь инструмент был в крови и в пучках прилипших окровавленных волос.

– С тобой все в порядке? – спросил Сандерс.

– Да, – ответила Гейл. Она видела, что он держит левую руку поперек груди, как будто на перевязи. – Ты ранен.

Сандерс дотронулся до своей руки.

– Не думаю, что рана слишком серьезная.

Они услышали, как Трис взбирается на лодку.

– Он пытался встать? – спросил Трис, заметив, что тело лежит по-другому.

– Да. Я недостаточно быстро действовал.

– Ну, похоже, что вы с ним разделались. – Трис нагнулся и прощупал пульс на шее мужчины. – Чистая работа.

– Он мертв? – спросил Сандерс.

– Думаю, да.

Трис пошел вниз. Сандерс все еще держал в руке отвертку. Он взглянул на нее, затем на тело на палубе. Всего мгновение назад это был живой человек; теперь это был труп. Один удар рукой – и жизнь обратилась в смерть. Убийство не должно быть таким легким.

Сандерс услышал, как Трис спросил:

– Где ружье?

Он поглядел вверх и увидел, как Трис освещает море фонарем, отыскивая вторую лодку.

– В воде, – ответил Сандерс. – Простите меня.

– У вас что, был приступ милосердия? Это может оказаться фатальным.

– Нет. Я пытался застрелить его, но курок не сработал.

– Вы – счастливчик.

Трис подал ему фонарь, нырнул за борт, доплыл до второй лодки, влез в нее, нашел кусок веревки и привязал ее к носу. Затем он спрыгнул с носа, держа свободный конец веревки, и отбуксировал вторую лодку к “Корсару”.

Он положил мертвого на планшир и привязал веревку к его шее.

– Что вы делаете? – спросила Гейл.

Трис взглянул на нее, но промолчал. Он нашел нож, взрезал живот трупа и, прежде чем внутренности начали вываливаться на палубу, перевалил тело через борт.

– Что вы делаете? – снова спросила Гейл.

– Кормлю акул.

– Но почему?

– Предупреждение. Клоше начиняет этих скотов каким-то горючим дерьмом и направляет их на цель, как камикадзе. Это просто бродяги, но он кормит подобных пташек галлюциногенными препаратами, а затем набивает им головы разной ерундой, и вот уже перед вами настоящий маньяк. Верит, что служит какому-то сумасшедшему богу, и когда просыпается утром, ему кажется, что он в Валгалле или другом подобном месте. Если люди Клоше найдут то, что осталось от парня, свисающего с носовой веревки, они дважды подумают, прежде чем снова отважиться на такой фокус.

Силуэт второй лодки четко вырисовывался в лунном свете. Голова трупа подпрыгивала на волнах, дергаясь на веревке, затем снова исчезала под водой.

Гейл не выдержала, отвернулась и произнесла:

– Боже мой!