Последняя принцесса Индии - Мишель Моран

– Не знала. Женщины в Джханси все время ходят с обнаженными талиями.

– Полагаю, вид женской талии для вас – то же самое, что и вид женской груди для нас.

– Вижу, придется многому обучать, – молвила миссис Мак-Эган.

Начали с одежды. Оказалось, многого о британцах мы не знали, даже вообразить себе не могли. Самым ошеломительным было то, что считающееся у нас ужасно неприличным у них было в порядке вещей и наоборот. Например, отрыжка, вполне приемлемая в Джханси, у них считалась действием, простительным разве что для детей и пьяных. В места богослужений можно было ходить без предварительного омовения. Оказывается, некоторые англичане неделями не купаются. Они едят мясо мертвых животных, которое расчленяют металлическими инструментами, называемыми у них вилками и столовыми ножами. Почти ничего нельзя есть руками. Женщины, по словам миссис Мак-Эган, едят на глазах у посторонних, смеются, раскрыв рты, и позволяют мужчинам целовать им руки.

Но самыми причудливыми были уроки, посвященные дворцовому этикету. Нам рассказали о том, что можно, а чего нельзя делать в присутствии королевы. Шея и плечи женщины должны быть все время обнажены, даже если идет дождь или снег. Шлейф платья должен быть ровно три ярда в длину, так чтобы королева видела, как эти шлейфы волочатся по полу мимо камергеров. Ужин в шесть означает ужин в шесть часов пятнадцать минут, и не минутой раньше или позже. Если нашей делегации посчастливится получить приглашение на ужин, то нам предстоит десять перемен блюд со всем им сопутствующим, включая столовое серебро. В обеденном зале принято соблюдать тишину. В коридорах никто не поет. Детям не позволяют смеяться и говорить, если у них не спросят.

К концу первого урока королевский двор казался мне больше похожим на тюрьму, а не на дворец.

– Вы измените свое мнение, как только увидите все своими глазами, – заверила нас миссис Мак-Эган. – Нет на свете ничего равного Лондону. Эта благословенная земля, это королевство, эта Англия.

Я улыбнулась, узнав строку из «Ричарда II» Шекспира.

Заходящее солнце золотило стены дворца и сверкало на золотых серьгах Арджуна. Сейчас он казался мне воплощением Кришны при жизни, когда своим видом привораживал сердца очаровательных гопи[96].

– Однажды я познакомлюсь с твоей семьей. Возможно, не скоро, но обязательно. Мне бы хотелось увидеть человека, у которого такая замечательная дочь, – сказал он.

Рани дала нам неделю, чтобы мы погостили в семье перед отправкой в Англию. Я радовалась этому, но все же чувствовала легкое разочарование. А я-то думала, что рани позволит Арджуну сопровождать меня в родную деревню.

– Мой отец любит литературу, – сказала я. – У вас много общего.

– Будь осторожна, – с обычной своей заботливостью промолвил Арджун.

Мы стояли за воротами Рани-Махала. На дворе был сентябрь. Сезон дождей превратил землю в сплошное месиво. В одной из луж я видела наши отражения. Когда поверхность воды покрылась рябью, они слились в одно.

– Буду.

* * *

Отец очень обрадовался появлению своей маленькой павы. Что ни говори, а без Ануджи, теперь живущей в семье соседа, все в доме было по-другому. Я взяла у отца перо и бумагу.

«Ты часто с ней видишься?»

«Почти каждую неделю. Она очень счастлива. А ты как?»

Я хотела быть с ним честной, но не знала как. Что я ожидаю для себя от этого путешествия? Боюсь ли я? Нервничаю ли? Я старалась выразить обуревавшие меня чувства одним предложением.

«Тяжко видеть британский флаг над Джханси», – наконец написала я.

«У британцев оружие лучше, а солдаты хорошо обучены. – Судя по отцовскому почерку, он очень сердился. – Что рани намерена предпринять?»

«Она посылает посольство в Англию к королеве».

Я встретилась с ним взглядом. Он понял.

«Ты едешь?»

«Да, с еще одной дургаваси и десятью стражами рани под командованием капитана. На дорогу уйдет два месяца. В Англии мы пробудем месяц, а потом еще два месяца будем плыть из Англии домой. Я хочу повидаться с Ануджей перед разлукой. Я вернусь в следующем году».

Отец положил свою руку поверх моей. В его глазах блеснули слезы.

Мы стояли на пороге дома Шиваджи. Отец постучал в дверь, хотя большинство людей обычно кричат через открытые окна.

Дверь открыл сам Шиваджи. Я поклонилась, коснулась его ног, а затем вошла в дом. Сосед широко улыбался.

– Сита! – воскликнул он. – Амиша!

Амишей звали его жену.

– Это Сита! Что ты здесь делаешь? Только что приехала? Входи!

Дом у соседа был богаче нашего. Он взял за женой богатое приданое. Многие из вещей принадлежали ей еще в детстве. Мы минули прихожую, стены которой были исписаны фресками Кришны в детстве. Я подумала, что, возможно, один из сыновей Шиваджи стал художником. Знакомый голос назвал меня по имени. Когда мы вошли в комнату, пара рук крепко обвилась вокруг меня.

– Ану!

Я отстранилась и с удивлением поняла, что сестра очень изменилась. Она превратилась в женщину, ее тело приобрело мягкие женские формы, выгодно подчеркнутые желто-голубым сари, которое я ей прислала. Ануджа склонилась, чтобы коснуться моих ног. Она носила на запястьях золотые браслеты, как когда-то наша мама. Несколько секунд я от изумления не могла произнести ни слова: так сильно сестра напомнила мне маму.

– Ты стала женщиной.

Ануджа хихикнула.

– Ты надолго?

– На день. Рани нужно, чтобы я отправилась в путь. Я приехала повидаться перед отъездом.

Улыбка сестры увяла.

– Куда ты едешь?

– В Англию, ходатайствовать перед королевой. Рани отправляет в качестве послов меня и еще одну дургаваси. До этого несколько месяцев тому она направляла в Англию законника, но королева отказалась его принять.

Папа и Шиваджи уселись на подушках напротив сестры. Я последовала их примеру. Только впоследствии я осознала, что предпочла сидеть рядом с мужчинами, а не с замужними женщинами.

– Я не бывал дальше Бирмы, – с сожалением в голосе заявил Шиваджи. – Но если бы выпала возможность отправиться в Англию… Это же почти два месяца морем?

– Да. Мы прибудем на место в середине декабря и станем свидетелями самого пышного из их празднеств, которое называют Рождеством.

Я пересказала им то, что миссис Мак-Эган говорила нам об Иисусе и девственной матери.