Волк - Генри Лайон Олди

У ворот хлопотал охранник с штурмовой винтовкой за плечом. Створки разъехались, во двор, громыхая и лязгая, вполз крытый грузовик. Машина состояла, казалось, из сплошных углов, как и вся астланская техника. На середине двора грузовик встал под галереей, соединявшей корпуса. Хлопнули дверцы, из кабины выбрались двое. Один взялся открывать борт, другой привалился к нагретому радиатору, достал резную трубку с глиняной чашкой и, не скрывая удовольствия, закурил.

– Привет, – бросил Марк шофёру.

– Ага, – астланин глядел на него с вялым интересом. – Плохо выглядишь, приятель. Краше в гроб кладут…

– Ранение. Сегодня первый раз встал.

– А-а-а, – неопределенно протянул шофёр, выпустив дым через ноздри.

От терпкого аромата хотелось чихать. Не табак водила смалит, точно не табак…

– Что привез? – с деланым безразличием спросил Марк.

В курсе ли шофёр, с кем лясы точит?

– Топливо. Для автономки…

– Вылезай! – скомандовал второй астланин.

С грохотом упал задний борт. Пауза. Шлепок босых ступней о гладкие плиты двора. Стук подошв. Снова кто-то босиком… Марк шагнул ближе, выглянул из-за кузова. Из грузовика прыгали нагие разрисованные дикари в набедренных повязках из птичьих перьев. Мужчины, женщины – разминая ноги после долгой поездки, тузики приплясывали, шумели, обнимались от избытка чувств.

Эйфория, вспомнил Марк. Предвкушение скорого ухода в солнечный коллант, в энерголучевое коллективное бессмертие. Как же сильно им промыли мозги! Ни тени сомнения…

Помимо дикарей, у машины топталась пара астлан цивилизованного вида, в синих робах без знаков различия. Эти вели себя сдержанней, но тоже не могли скрыть восторга. Им сердца́ вырезать собрались, а они лыбятся, как идиоты!

Последний пассажир замешкался. «Синяки» помогли ему выбраться наружу. Этот выглядел щуплым, изможденным. Старик был практически лыс, из-за чего яйцеобразная форма черепа, характерная для уроженцев Астлантиды, сразу бросалась в глаза. Редкие седые волосинки жалко трепетали на ветру. Но даже ходячий труп улыбался, а глаза его лучились неподдельным счастьем!

– Ну, дикари – понятно, – со знанием дела оценил Марк. – Наловили в джунглях. А эта троица?

– «Синяки» из уголовников, – просветил его шофёр. – Малыш семерых замочил, под заказ. Дылда – насильник. Маньяк, типа.

И сплюнул с внезапной злостью:

– Оба пожизненный мотали. Так, вишь, прошения подали! Не хотим гнить жизнь напролет. Желаем, значит, всем сердцем послужить, уйти в Общее Солнышко. Ур-р-роды… Откоптили бы тридцатник в гнилухе, искупили бы, а тогда уж… Вот как я думаю!

– Не по делу выходит, – пробормотал Марк.

Поддерживая разговор, он старался не угодить впросак.

– Ну! – водила обрадовался: нашел родственную душу. – Эх, не мы с тобой такие вещи решаем, паря…

Марк угрюмо кивнул:

– Не мы. А третий? Хищение в особо крупных?

– Не, третий по делу! Больной, бедолага. Неизлечимый. Написал, куда следует: сил нет больше мучиться. Его по закону в Общее Солнышко: по закону и по совести…

– Ты сколько привёз? Сколько привёз, я тебя спрашиваю?!

От дальнего корпуса к грузовику спешил астланин в охристом комбинезоне с двумя чёрными полосками через грудь. Телосложением он напоминал переспелую грушу. Пыхтя и задыхаясь, астланин на ходу размахивал бумажной распечаткой. Казалось, он обмахивается веером.

– Тринадцать. Вот накладная, – спутник шофёра, по всей видимости, экспедитор, извлек из кабины засаленную папку и начал рыться в ней в поисках документа.

– Заявка на сколько была? На сколько, я тебя спрашиваю?!

– А я почём знаю?

– На семнадцать! На семнадцать заявка была! Ты понял? На семнадцать! Ну что за остолопы?! Каждый день, что ли, вам заявки слать? В энергоблоке запас топлива по норме должен быть! По норме! Ты понял?!

– А мне по барабану! Сколько начальство выдало, столько и привёз. Шефу претензии выкатывай! Моё дело – доставить и сдать под роспись. Вот накладная, вот топливо. Считай по головам, подписывай – и мы поехали!

Марк пропустил момент, когда рядом с машиной возник Катилина. Похоже, ягуарчика привлекли вопли снабженцев. Нагуаль шипел и фыркал – рычать он еще не умел. Припав к земле, он стегал себя хвостом по бокам. Радостные улыбки на лицах «топлива» начали выцветать. Дикари, а вслед за ними – преступники с больным стариком, пятились от злобствующего зверёныша.

Ерунда какая-то, удивился Марк. Что это с Катилиной? И почему толпа взрослых людей нервничает при виде моей мелочи?

– Это твой?

Марк не сразу догадался, что обращаются к нему. Мешала странная нотка, зудящая на краю рассудка – эхо паники, страха, не имеющего рациональной основы. Нет, сам Марк ничего не боялся. Паническая атака, сходная с импульсом штатного инфразвукового излучателя, была направлена мимо него. Но чувственное восприятие резонировало с волной тех эмоций, что постепенно охватывали группу «топливных элементов», привезенных в Центр.

– Твой нагуаль, спрашиваю?!

Шофёр бесцеремонно тряхнул его за плечо. Марк едва устоял на ногах. Будь унтер-центурион Кнут в добром здравии, водила уже схлопотал бы кулаком в челюсть, чисто на рефлексе. Но сейчас рефлексы запаздывали.

– Что? Да, мой…

– Отзови его, быстро!

Еще немного, понял Марк, и в челюсть дадут мне.

– Катилина, фу! Назад!

Нагуаль не слушался. Он бросался на дикарей и вновь отскакивал. Отступление тузиков грозило перерасти в бегство. Вот, значит, как, лихорадочно соображал Марк. Специально выведенные породы? Генетические модификации? Теперь ясно, почему мы, профессиональные военные, бежали сломя голову от астланских кошек. Нагуали – живые «паникёры». В Катилине не вовремя проснулся «загонный инстинкт». Ягуарчик ещё маленький, не понимает, что этих не надо загонять…

– Ксоксопан!

– Тепетль!

В дверях кабины возник косматый вихрь. Вылетев наружу, вихрь распался на двух жёлто-рыжих пум. С плавной стремительностью обогнув Марка, пумы кинулись к ягуарчику. Приехали, с неожиданной тоской огорчился Марк. Кранты Катилине. Однако пумы повели себя на удивление деликатно. Вместо того, чтобы рвать молокососа в клочья, каждая отвесила ягуарчику по хорошей затрещине, не выпуская когтей. Преподав юнцу урок, обе пумы с сознанием выполненного долга вернулись в кабину, не оглядываясь. Катилина обиженно скулил, жмурился, заглядывал Марку в глаза. Нагуаля было жалко, но Марк решил проявить строгость:

– Сам виноват. В другой раз будешь знать: пойманных гонять нельзя! Будешь знать? Будешь, по морде вижу. По наглой пятнистой морде. Все, идем отсюда. Идем, говорю!

Когда они вошли в корпус, и дверь закрылась, отрезав их от любопытных взглядов, Марк, скрипнув зубами от боли в боку, присел на корточки – и погладил Катилину по лобастой башке: