Тот самый яр - Вениамин Колыхалов

Оглянувшись на растянутую цепь солдат, Горелов увидел парня, защищающего свой фотоаппарат. Сержант его вырывал, а плечистый малый в фетровой шляпе тянул к себе.

Подбежал на выручку ефрейтор, завёл фотографу руки за спину.

Вытащив и засветив плёнку, служивый с широкими лычками на погонах вернул фотоаппарат владельцу.

— Беззаконие! — негодовал парень.

— Снимать запрещено…

— Концлагерь что ли на плёнку попал?

Чертыхаясь, юноша нехотя потащился по широкому взвозу.

— Опупели вояки! — Полина развела безнадёжно руки. — Ни посмотри. Ни пофотографируй.

Вдруг из охранной цепи, сильно жестикулируя, вышел знакомый снайпера Натана. Васька был без меры возбуждён, выдыхал тягучее ээххх! Увидев квартиранта Октябрины, обрадовался. Ускорив шаги, подошёл, точно к родственнику.

— Рассказать всё начистоту?.. Значит так… Пригласили нас, лодочников, трупы… топить… По два ящика водяры — цена расплаты… Согласился по-глупу… Как увидел оскаленных мертвецов, дохнул хлорки — блевотина полилась…

Старшой орёт: «Стаскивайте из-под яра, вяжите, цепляйте груз».

Отблевался, говорю: «Братцы, вы как хотите, а я на эту военную операцию не пойду…» И дёру! Пропади она пропадом, водочка трупная! Думали, что потомственный алкаш Васька Глухарь без их паршивой водки не обойдётся… Дюральку черти конфисковали временно: горючки сожгут много. Там место водобойное…

Выслушали откровение Васи молча.

С любопытством и почтением посмотрел Горелов на потомственного водкаря. Понравился мужичок в камуфляже. Чистотой, верой в дух русский веяло от него.

Штрафбатовец задумал подкузьмить:

— Два ящика водки — не шутка. Сорок бутылок всё же. Двадцать литров. Не жалко?

Не отвечая на такой пустой вопрос, Губошлёп с возгласом: «Вот им!» согнул в локте правую руку и показал жест, известный на всех широтах мира. Натан крякнул. Полина стыдливо отвела взгляд от грубого, но выразительного рукоположения.

— Мужики, вижу, что вы фронтовых кровей — сотворите на бутылочку… Карасями рассчитаюсь…

Порывшись в сумочке, Полина извлекла драгоценную бумажку. Женщина поняла, кто изливает перед ними душу.

— Будете поставлять к столу императрицы Полины таких же икряных карасей.

Васька галантно поклонился:

— Царица небесная! Я вам таких пузанов наловлю — сковородки оконфузятся от малого размера.

Токуя слова счастья, Глухарь заспешил в магазин.

— Вот я о чём подумал сейчас, — начал, словно лекцию, учёный. — Оказывается, люд наш русский не только по капле умеет выдавливать из себя раба, а целыми литрами. Вот вам живой пример противления злу. Молодец, рыбак! Наш, нарымский мужик!

— Мой сосед! — с чувством гордости дополнил снайпер. — Снимаю комнату у одной замечательной горожанки.

— Перебирайся в гостиницу, — предложил Горелов.

— Там у меня личный доктор Дымок.

— Интересная фамилия…

— Императрица Полина, умный дымчатый кот меня от сердечного приступа спас. Хозяйку от угара…

О походе на яр, о внезапном обрушении земли промолчал. Не та ли огромная глыба расшевелила мертвецов, обнажила поленницу костей? Натан Натаныч не раз задавал себе жёсткий вопрос. Вот во что вылилось неосуществлённое покаяние…

По взвозу поднимался сутулый, будто невменяемый мужичок. Отплёвываясь, бормотал что-то и качал головой из стороны в сторону.

— Товарищ, вам плохо? — царица небесная сочувственно посмотрела на прохожего.

— Мне-то не так плохо, землячка, а вот у них — махнул рукой прохожий в сторону яра — ни стыда, ни совести, ни чести… КГБ все паскудные замашки у НКВД перенял. И то: ворон ворону глаз не выклюет…

— Вы что — там побывали? У трупов?

— Побывал, дамочка, побывал… Тут Васька Глухарь не проходил?.. В форме зелёной — под чёрта таёжного. Молодец! Первый дёру дал.

— Вы от яра как ошпаренные несётесь… За водкой кореш побежал… хочет принять для очищения души, — прояснил береговую ситуацию Горелов. — Трупы топят?

— Стали топить, когда по третьему ящику водки пообещали… Страх божий! Никогда бы не подумал, что у мертвецов самый пристальный взгляд… Стали мы баграми кости с яра сдёргивать — гул по земле пошёл… недовольство… Меня кто-то невидимый по руке долбанул, прошипел над ухом: кощщщщщунство.

Страх нагнал на горожанина волну словесную. Забыл о Глухаре, о тридцати литрах напрочь потерянной сорокаградусной жидкости. Ему хотелось выговориться, излить тряские впечатления:

— Сцапал я багром одного горемыку… рубаха на нём истлела… какая-то наколка — синюшная рожа сверкнула…

Подёрнул плечами штрафбатовец, икнул. «Не надзиратель Кувалда под крюк багра угодил? Только у Тюремной Хари в Ярзоне была наколка в полный размер головы вождя…».

— Оплетаю проволокой труп, груз прилаживаю… старшой орёт: «По два, по три предателя в сцепку берите, а то траков не хватит…» Действую машинально… чую: сон дурной, но не прогонишь… утопил пару, базлаю бригадиру: «хочу в туалет… по густому… мочи нет…» Ну и освободился от каторги…

— Неужели так страшны кости?

— Кости, дамочка, не страшны, когда они кучкой… вот трупы с руками, ногами, черепами — другое дело… казалось тот, что с рожей синей, сейчас тебя за горло схватит и закричит: «Кто тебе, подлец, разрешил руки распускать?»

Словоохотливый потоптался на склоне и, махнув отрешённо рукой, лунатично побрёл от удивлённой троицы.

По взвозу металась раскосмаченная старушка. Подковыляла к приезжим из Томска:

— Милаи… вижу вы — не нашенские… приезжие… видать, начальники… помогите мово Каллистратушку из-под яра извлечь… узнала его… в носках моих вязаных лежит… всех прошу — никто горюшку не поможет…

Снайпер-гвардеец скрежетнул зубами. Горелов отвёл от старушки рассеянный взгляд. Полина нежно положила руки на плечи Нюры. Да, это была она, потерявшая мужа в тридцать восьмом и нашедшая в семьдесят девятом…

Растерянные томичи никогда не испытывали такого беспомощного состояния. Всё свершалось по чужой дикой воле, и они в три умных головы не могли ничего придумать, чтобы облегчить участь обеспокоенной христианки.

Историку Горелову лезли в голову старые мысли об опричнине, о временах инквизиции, о разгуле ощерившихся на Русь татарах, монголах, псов-рыцарей и прочей нечисти, охочей до великих границ.

— Что же это такое? — вопрошал Натан Натаныч и тонул в тине вопроса.

2

Вечерело. В преддверии белых ночей природа готовилась положиться на долгий спасительный свет. За Обью гуртились тучи. Взволнованный закат не предвещал тихой ночи.

Проводив парочку до гостиницы, снайпер побрёл к уютному пристанищу. Он выцеливал взором названия береговых улиц, отыскивая пространство Железного Феликса… Давно сгинул ярый страж революции, а дело его живёт и даже процветает не только по городам и весям Сибири… улицы свои заимел, колхозы… одной бронзы на памятники Ильичу и Эдмундовичу ушли несчитанные тонны.