Красный свет - Максим Кантор

Я привел Гитлера в семейство Виттроков, зажиточных буржуа, приехавших в Баварию с востока, из Пруссии. Фамилия ничем не примечательная, отец семейства держал магазин антикварной мебели. Однако Виттроки находились в родстве с героем войны – фон Мольтке, это родство становилось теснее день ото дня, а дистанция от Мюнхена до Берлина делала невозможным что-либо проверить. Во всяком случае, договорились считать семью Виттроков побочной ветвью фон Мольтке, и спекулянт красным деревом вошел в число значительных людей города, посещал оперу и давал обеды. Составляя программу встреч, я отметил это семейство.

– Для чего видеться с ними, Ханфштангль? – спросил Гитлер.

– Традиция! – ответил я. – Семья фон Мольтке служила Германии много веков. Каждому вождю Германии достался свой личный фон Мольтке!

– Если бы встретить великого фон Мольтке, сподвижника Бисмарка! Его сын – полнейшее ничтожество: именно из-за него мы проиграли войну. А сегодня молодой Мольтке… И все – Хельмуты… Что может новоявленный фон Мольтке? Какая деградация!

– От вас, Адольф, зависит судьба семейства, – сказал я. – В вашей власти сделать так, чтобы последний в роду не торговал сосисками.

Гитлер посмотрел на меня; вспыхнули и погасли его голубые глаза.

В те дни я взял на себя труд представить Гитлера обществу, расширить круг его знакомств. Я водил затворника в пивные погребки, описанные немецкими романтиками, сидел с ним в компании вольнолюбивых буршей, приглашал его в гостиные благородных семейств – словом, я вел себя совсем как тот персонаж известной немецкой пьесы, что взялся показать жизнь кабинетному ученому. Лишь в одном я не преуспел: не смог найти Адольфу подругу, Гитлер остался одинок. В остальном он оказался благодарным туристом – умел получить пользу от любого знакомства.

Я преследовал сразу три цели. Прежде всего хотел показать немцам, что дух нации не сломлен, впустить в их сонную гостиную этого искусителя свободой. Одновременно я хотел снабдить Гитлера опытом, какого он – не принадлежащий по рождению ни к богатым, ни к аристократическим семьям – был лишен. И наконец, мне было любопытно, как они будут говорить друг с другом, – мятежный дух народа и усталый от жизни обыватель. Наливать молодое вино в меха ветхие – многие этот метод отвергают; но что делать, если нет других мехов? Я с усердием коллекционировал приглашения, и почти каждый вечер мы отправлялись с визитами.

В черном плаще и черной широкополой шляпе, придававшей ему сходство с итальянским трагиком, Гитлер входил в богатые дома – и не производил убедительного впечатления. Он выглядел комично. Он не знал, куда девать руки, как обращаться с прислугой. Пока он молчал и осматривался, богачи осматривали его – и потешались над его провинциальностью. Что за чучело привел к нам г-н Ханфштангль? Право, потешный субъект! Лишь упорный взгляд твердых голубых глаз Гитлера заставлял изменить первоначальное мнение. Раз встретившись с ним глазами, хозяева уже иначе оценивали его, им уже не было смешно. К нему начинали приглядываться: если не с уважением, то с осторожностью. Но стоило ему начать говорить, и он немедленно делался центром собрания, завораживал общество. Мужчины становились серьезны, одергивали пиджаки, дамы поправляли прически и пудрили нос. В особенности же под властью его обаяния оказывались дети.

Умение нравиться детям было отличительной чертой Гитлера. Этим свойством, как говорят, обладали многие властители мира – и Сталин, и Рузвельт обожали малышей. Стоило Гитлеру задорно подмигнуть ребенку, как детская душа отдавалась ему целиком. Мой сынишка Эгон много лет вспоминал, как Гитлер изображал льва и потешно рычал. Но моему сынишке было всего шесть лет, и, разумеется, он не принимал участия в наших беседах. Что же касается подростков – те слушали затаив дыхание и приходили в неистовство. Сын Виттроков, шестнадцатилетний Йорг, не стал исключением – он смотрел на Адольфа так, как, вероятно, смотрели древние греки на оракулов.

Я уже сказал, что Виттроки находились в родстве с генералом фон Мольтке. Сомневаюсь, что родство было близким, – к тому же семейство фон Мольтке многочисленное, родня селилась от Пруссии до Силезии; однако в гостиной висели дагерротипы генерала в походном шлеме. Спекулянт красным деревом сообщил также, что и славная сабля полководца хранится в их семье. Из вежливости я спросил: как, неужели? Та самая?

– Та самая, – сказал спекулянт и склонил голову, отдавая дань героям прошлого.

Знаменитый родственник давал право спекулянту говорить о боях на Марне, обсуждать стратегию войны в Бельгии, давать пояснения к переменам на карте. Адольф поморщился. И причины катастрофы на Марне, и плачевная роль фон Мольтке, неумело распорядившегося войсками, были известны всем. Не стоило, право, родне фельдмаршала говорить с таким пафосом о проигранных битвах.

А спекулянт продолжал развивать свои взгляды. Подобно многим штатским, рассуждающим о дислокации войск, Виттрок показал энтузиазм в анализе деталей. В частности, его стратегическое воображение волновали Эльзас и Лотарингия. Виттрок говорил об утраченных землях как говорил бы об упущенном на рынке секретере – совсем было сторговал вещицу, да сорвалось! К тому же это ухудшает общее положение Германии. И прежде, считал Виттрок, было нелегко воевать сразу на всех фронтах, не имея тылов, а каково теперь – лишившись Эльзаса и Лотарингии? Отныне мы совершенно окружены. Замечание это было сделано глубокомысленным тоном, и глава семейства, критически взвесив возможности войны без ресурсов Эльзаса, покачал головой.

– Я считаю, что временная потеря Эльзаса и Лотарингии – пустяк, – сказал Гитлер, и семейство Виттроков изумилось. – Вы ведь не считаете вслед за евреем Марксом, что Эльзас это Польша западной Европы?

– Позвольте, герр Гитлер!

– Эльзас и Лотарингия в стратегическом отношении – обуза. Тот, кто владеет ими, – теряет мобильность. Французы забрали их себе – превосходно! Они вынуждены держать неоправданно большой контингент войск там, где от войск нет никакого проку. Тем самым основные позиции ослаблены.

Йорг Виттрок смотрел на Адольфа, не отводя глаз.

– Ваш дедушка, – Гитлер произнес слово «дедушка» ласково, вовсе не фамильярно, – то есть командующий армией фон Мольтке сказал: «Невозможно завершить эту войну быстро, потому что это не война армий, но война народов». Досадно, что мы потерпели поражение, но дело не кончено – народ не покорить. Как считаете, – спросил Адольф, – если война с коалицией возобновится, мы вернем Эльзас?

Любопытно, что подобные разговоры всегда выходят на Эльзас и Лотарингию, как бы ни были невежественны наши сограждане, именно об этих спорных территориях они наслышаны. Сегодняшние собеседники даже не представляли, что их спор начался еще в девятом веке, при разделе империи Великого Карла. Некогда великая, империя Запада распалась на Францию, Германию и Италию – деля земли отца, Лотарь не мог договориться с Людовиком по поводу несчастной Лотарингии. Я глядел на Гитлера и невольно думал: неужели передо мной человек, который положит спору конец? Неужели я вижу нового Карла?

Йорг Виттрок привстал со стула и сказал: