Дальтоник - Джонатан Сантлоуфер

Едва увидев Уилли, Кейт заплакала. Последние две недели она так старательно прятала свое горе, и вот сейчас оно вдруг выплеснулось на поверхность и соединилось с радостью, образовав гремучую смесь. Уилли, этот славный талантливый мальчик, которого они с Ричардом пестовали с шестого класса, сейчас вырос и стал успешным художником. Уилли был ей почти как сын.

— О Боже, извини! Это потому, что я рада видеть тебя. — Кейт прижала его к себе, и он тоже заплакал. Они стояли так долго, приникнув друг к другу. Наконец Кейт отстранилась. Внимательно посмотрела на Уилли. — Ну что ж, выглядишь замечательно. Возмужал.

— Но выше ростом не стал.

— Эх, мой мальчик, не думай, что иметь рост два метра — это такое уж счастье. — Кейт положила ему руку на плечо и повела по коридору. — Помню себя в девятом классе с ростом метр восемьдесят. Кошмар. — На кухне она вытерла слезы, вставила фильтр в кофеварку. — Так что будь таким, какой есть.

Уилли улыбнулся.

— Знаешь, в Германии хорошо, но дома лучше.

— Ты надолго?

— К сожалению; только на неделю. Поеду дочитывать лекции в Берлине и Франкфурте.

— Когда начнешь готовить выставку?

— Сегодня встречаюсь с галерейщиком. Кстати, что за тип этот Петрикофф?

— Владелец лучшей галереи в Нью-Йорке.

— Ну что ж, славно. — Уилли улыбнулся и сразу помрачнел. — До сих пор не верится в то, что случилось с Бойдом Уэртером.

— Это ужасно. Я тоже не могу привыкнуть к мысли, что его больше нет.

— Петрикофф, кажется, был арт-дилером Уэртера?

— Да. Теперь вот удваивает цены на его полотна. — Кейт принужденно засмеялась. — Ладно. Когда мы увидим твои новые картины?

— Развешивать начнем завтра. Приходи в галерею. Посмотришь.

— Обязательно.

— А где Нола?

— На приеме у врача. Скоро должна вернуться. Умирает, так хочет тебя увидеть.

— Я тоже жду с нетерпением. В последнем письме она написала, что стала размером с кита. С трудом представляю, что у нее будет ребенок.

— Я уже привыкла.

Они выпили кофе, поболтали, и Уилли ушел на встречу с обозревателем журнала «Искусство в Америке». Тот делал материал о предстоящей выставке.

Зазвонил телефон. Кейт подождала, пока сработает автоответчик, но, услышав голос доктора Бриллштайна, быстро сняла трубку.

— Я вспомнил. Это конкретное социологическое исследование. Подростка-дальтоника госпитализировали в середине девяностых. Его лечащим врачом была Марго Шиллер. Позднее она написала об этом пациенте статью в психиатрическом журнале. Если хотите, могу передать ее по факсу. Думаю, она заинтересует вас.

Через несколько минут Кейт вынула листы из аппарата и устроилась на диване.

«Тони Т., пациент психиатрического центра „Пилигрим-стейт“, полный дальтоник…»

Она начала читать, пропуская технические подробности:

«…пациент страдает от тяжелой формы паранойи… …многократное раздвоение личности… …разговаривает и советуется с воображаемыми друзьями… …прежде убивал насекомых, теперь грызунов… …убежден, что в момент убийства к нему возвращается способность видеть цвет…»

Удалось ли вылечить пациента и вообще жив ли он — об этом в статье ничего не было сказано.

Кейт ожидала увидеть сухую мегеру, но доктор Марго Шиллер оказалась симпатичной пятидесятилетней женщиной. На веках тени, ухоженные волосы, искрящиеся глаза, звонкий приятный голос, в котором прорывалось что-то детское. Она привела Кейт в комнату с огромным окном, откуда открывался вид на Пятую авеню до Эмпайр-стейт-билдинга.

Кейт сразу перешла к делу.

— Меня интересует Тони Т. Прошу вас, расскажите о нем все, что помните.

— Его настоящие имя и фамилию выяснить так и не удалось. В том числе и в полиции. Он называл себя Тони Тигренок или просто Тони.

Кейт напряглась. Тони — это одно из имен, какие маньяк писал на краях своих картин.

— Он не скрывал, что взял себе такое имя, — продолжила доктор Шиллер. — Утверждал, что своего настоящего имени не помнит. Но определить, врет он или говорит правду, было невозможно. Не исключено, что он даже не знал своего имени. Мальчик часто прерывал речь на половине фразы. Уверена, он слышал голоса. То есть имел слуховые галлюцинации.

— Как Дэвид Беркович, Сын Сэма?[31]

— Возможно. В любом случае вытащить из него правду было очень трудно.

— А что с его детством?

Доктор Шиллер усмехнулась.

— Он заявлял, что родителей не помнит, вырос на улице, но однажды вдруг сломался и подробно рассказал о своем ужасном детстве с леденящими кровь подробностями. Однако на следующий день заявил, что все это выдумка и так научил его говорить один из приятелей. — Она пожала плечами. — Я склонна считать, что его рассказ об ужасном детстве был правдой.

Кейт кивнула. Работая в полиции, а потом в фонде «Дорогу талантам», она насмотрелась такого, что ничему не удивлялась.

— Сколько ему тогда было лет?

— Трудно сказать. Мы не располагали никакими данными. Полагаю, ему было лет двенадцать-тринадцать. Возможно, чуть больше. Свой день рождения и возраст он менял каждые несколько недель. Во многих случаях вел себя как маленький ребенок, но порой проявлял качества, присущие взрослому. — Доктор Шиллер посмотрела в окно, словно заглядывала в прошлое. — У него были потрясающие голубые глаза, но какие-то… мертвые. — Она посмотрела на Кейт. — Я встречалась с ним два раза в неделю почти год, но так и не узнала его. Разумеется, нигде не учился, но был очень смышленый от природы. Настроение менялось каждую минуту. Только что был сама доброжелательность, и вот уже сидит угрюмый и злобный. Но очень… красивый. О чем прекрасно знал. — Доктор вскинула аккуратно подведенные брови. — Он часто флиртовал со мной совершенно неподобающим образом. Многие несчастные дети становятся чрезвычайно сексуальными. Он тоже пускал в ход свою привлекательность, если хотел чего-то добиться. — Она вздохнула. — Думаю, на подсознательном уровне он искал любви, хотя сомневаюсь, что принял бы настоящую любовь или даже привязанность. Это было существо, испорченное до мозга костей. С огромным самомнением. Настоящий социопат, склонный к антиобщественным поступкам. В нем одновременно было что-то пугающее и трагическое. Он сторонился любого общества. Оставшись один, часто шевелил губами, говорил разными голосами. Разумеется, когда не знал, что на него смотрят.

— Воображаемые друзья?

— Видимо, да. Хотя он ни разу не признался, сколько его ни спрашивали.