Белый Волк - Александр Мазин

— То есть ты готов стать женой умершего Эйвинда-ярла?

Вестфолдинг онемел. Но его тело отреагировало раньше, чем язык.

Оп! — И меч Харальда выпрыгнул из ножен.

Ну, это по-нашему!

Я с огромным удовольствием показал народу чистый клинок Вдоводела, в котором, как здесь поэтично выражаются, снизу отражалась земля, сверху небо, а вдоль него лежала дорога на ту сторону вечности.

Нореги вмиг повытаскивали боевое железо. Наши — тоже.

Я ухмыльнулся, потому что знал, кто победит. Самое время рассчитаться за тот миг, когда мы с Медвежонком вдвоем стояли против всей шайки вестфолдингов.

— Нет! — взревел Тьёрви самым что ни на есть командирским басом. — Мечи в ножны! Я говорю голосом Рагнара-конунга! Всякий, проливший здесь кровь, станет его врагом!

Черт! Извини, друг мой верный Вдоводел! Сегодня не наш день.

С огромной неохотой я вложил клинок в ножны. Все остальные — тоже. Никто не посмел ослушаться. Хотя я заметил: многие из норегов и кое-кто из моих сёлундских соседей сделали это с облегчением.

— Скажи мне, Харальд Щит, — ровным, будто ничего не случилось, голосом поинтересовался Тьёрви. — Брал ли у тебя Эйвинд взаймы?

Вестфолдинг помотал головой.

— Может, здесь есть кто-то, кому Эйвинд был должен?

Таких не нашлось.

— Тогда, Харальд, я должен напомнить тебе Закон: свадебный дар подлежит возвращению, если невеста оказалась порченой, или отказалась вступить в брак, или кто-то из родичей невесты был убит женихом или его родичами, или кто-то из родичей жениха был убит родичем невесты. Есть и другие причины, по которым свадебный дар может быть возвращен, однако я никогда не слышал, чтобы его возвращали по требованию хускарлов жениха.

— Если жених умер, родня вправе предложить взамен погибшего кого-либо из родичей покойного, но происхождение и положение его должны быть не ниже, чем происхождение и положение умершего. В том случае, если невеста откажет, свадебный дар подлежит возвращению. Скажи мне, есть ли у Харальда-конунга сыновья, которые могут занять место Эйвинда?

Я насторожился. Блин! Как я мог забыть, что индивидуум здесь — всего лишь часть рода, а сватовство — обычная сделка между родами.

— У Харальда-конунга еще двое сыновей. Но один из них слишком мал, ему только три года, а у второго уже есть жена.

Тьёрви покачал головой.

— Девушка хорошего рода не может стать наложницей. Что еще ты скажешь в оправдание своих претензий?

— Эти деньги… Те, что пошли на свадебный дар… Харальд-конунг дал их Эйвинду, чтобы тот одарил Рагнара-конунга, и твой господин разрешил Эйвинду-ярлу присоединиться к его войску.

— Рагнар внял желанию Эйвинда-ярла. Без даров. Но, опережая твой вопрос, Харальд Щит, конунг дал разрешение именно Эйвинду-ярлу с его хирдом. Однако, если отец Эйвинда-ярла захочет присоединиться к нашему походу сам или пошлет своего старшего сына, Рагнар-конунг будет рад.

— А как насчет нас? — спросил Харальд Щит, и остальные нореги поддержали его бодрыми воплями.

— Ты можешь спросить об этом у самого Рагнара, — ответил Тьёрви. — Возможно, он позволит. Но думаю, условия будут не совсем такими, какие были обещаны Эйвинду-ярлу. Потому что хирд, который не сумел уберечь своего ярла, трудно назвать надежным.

— В смерти Эйвинда нет нашей вины, — с кислой рожей проворчал Харальд Щит.

— О вине или ее отсутствии ты будешь говорить со своим конунгом. И о возвращении свадебного дара тоже будет говорить твой конунг. Если пожелает. Всё. Суд окончен. Можешь забрать тело и отправляться в Роскилле. Или предать тело огню здесь, если хозяева не возражают.

— Не возражают, — не раздумывая, ответил Свартхёвди.

— Мы заберем тело ярла в Роскилле! — заявил Харальд Щит.

— Мы дадим сани и лошадей, — тут же пообещал Медвежонок. — Никто не скажет, что наша семья проявила неуважение к Эйвинду Харальдсону.

Лидер вестфолдингов кивнул небрежно, будто сказанное разумелось само собой, и подошел к своим. Некоторое время они совещались, а потом Харальд Щит направился ко мне.

— Хочу попросить тебя, Ульф Вогенсон…

— Всегда к твоим услугам!

Неужели вызов?

Но нет, совсем наоборот.

— Ты слышал последний вздох ярла, и ты закрыл ему глаза. Хочу тебя попросить поехать с нами и принять участие в похоронах.

— Это честь для меня! Я поеду с вами.

Я никогда не обольщался насчет нравственности викингов. А с норегами у меня были особые счеты. Закрытые, к счастью, жизнями заимодателей, а не моей. Для норманов обмануть врага — доблесть, завлечь его в западню — удача, вонзить нож в спину — нормальный способ решения проблем. Но сейчас я даже на секунду не усомнился, что это не подстава. Минуту назад Харальд Щит, подвернись ему такая возможность, с большим удовольствием снес бы мне голову. Но это — в запальчивости. А сейчас он поразмыслил, посоветовался со своими, вспомнил слова Тьёрви о долге передо мной… И решил, что темные пятна в данной истории лучше похерить, а я — парень правильный, и лучше иметь меня в друзьях.

Так что, если я соглашусь, волос с моей головы не упадет, пока всё не будет закончено. Более того, Харальд будет защищать меня от любой опасности, как защищал бы своего ярла… Пока дело не будет сделано. И после. Потому что, поучаствовав в таком обряде, я стану для вестфолдингов почти родственником.

— Это честь для меня! Я поеду с вами.

в которой герой выступает в качестве главного участника службы норманских ритуальных услуг

Нореги уехали. Тьёрви — с ними. Мы с Медвежонком приглашали его погостить, но хёвдинг отговорился делами. Впрочем, подарки он принял. Как само собой разумеющееся. С Тьёрви уехали и наши. Только Стюрмир согласился переночевать в усадьбе. По-моему, Стюрмиру глянулась Гудрун. Надо бы его предупредить, что место занято.

Он мог бы и сам догадаться, увидев как мы с Гудрун сидим почти в обнимку. Хотя Стюрмир — мужик простой. Может и не въехать, если прямо не скажешь.

Меня несколько удивило поведение Рунгерд. Хозяйка фюлька вела себя так, будто между нами ничего не было. Ни намека на чувственность. Очень по-доброму, но, как бы это поточнее выразиться… По-матерински. Неужели она окончательно решила уступить меня дочери? Мне было немного обидно, хотя, согласен, позиция безнравственная. Тем более когда я фактически уже определился, какая из красавиц мне дороже. Собственно, даже не определился, а принял сложившуюся ситуацию. Предсмертный наказ Эйвинда не оставил мне вариантов. Вернее, даже не сама воля умирающего, а то, что я тогда понял главное: мне плевать, умна Гудрун или глупа, жадная она или щедрая. Потому что я ее люблю. Такую как есть. Со всеми достоинствами и недостатками. Родная она мне — и всё тут. А Рунгерд… Она классная. Во всех отношениях. Не будь у нее такой дочери, я бы лучшей подруги и не пожелал…