Восемь идеальных убийств - Питер Свенсон

Я опять повернулся, решив, что стоит взглянуть на Брайана, спящего в гостевой комнате, и убедиться, что он один. А потом, может, уйти? Наверное, я тут уже и не нужен.

– Как зовут собаку? – донеслось у меня из-за спины.

Я сразу узнал этот голос, конечно же, и повернулся к его обладателю, стоявшему в самом низу лестницы. Свет из прихожей падал на него сзади, так что лицо его оставалось в тени.

В опущенной руке он небрежно держал пистолет, но стоило мне шагнуть к нему – к Марти Кингшипу, – как он поднял его и нацелил мне в грудь.

– Хэмфри, – ответил я.

– Хм, – сказал он. – Как актера?[125]

– Наверное. Не знаю.

– М-да, тот еще сторожевой пес…

– Угу, – отозвался я.

В другой руке у Марти тоже что-то было, и я не сразу понял, что это мобильный телефон. Как-то это не особо вязалось с Марти. Я много раз выпивал с ним, видел на встречах с авторами у себя в магазине, но почему-то не помнил, чтобы он хоть раз вытащил мобильник. С пистолетом я его тоже ни разу не видел, хотя телефон выглядел у него в руке еще более чужеродно, чем ствол.

– Давно ты тут? – спросил я. – С этой штуковины сообщения отправлял? На «Дакбург»? – Мотнул головой на мобильник.

– Ну да, – ответил Марти. – Неплохо, а? С моими-то пальцами-сосисками… Эй, послушай, давай-ка присядем. – Он ткнул пистолетом. – Да вот хотя бы за стол. Можешь положить то, что ты там держишь в руке, а я не буду в тебя целиться. И тихо-спокойно поговорим.

– Ладно, – согласился я.

Повернувшись, Марти подошел к столу. Я представил, как кидаюсь к нему, бью по башке, пока он не успел опять направить на меня ствол, сбиваю на пол. Но лишь просто последовал за ним, и мы оба уселись за стол, на те самые стулья, на которых мы с Тэсс сидели несколько часов назад. Марти отъехал вместе со стулом на несколько футов и положил пистолет на ляжку.

– Что это у тебя там в руке?

– Скалка, – объяснил я, кладя деревяшку на стол.

– Здесь подобрал или с собой принес?

– Нет, здесь.

Над столом висела люстра, до сих пор включенная, и в ее свете мне удалось получше разглядеть лицо Марти. Выглядел он так же, как и всегда, – с землистой кожей, растрепанный и словно забывший в последнее время хоть сколько-то поспать, – однако в глазах появилось что-то новое. Можно было бы сказать, что взгляд его стал более пристальным, более живым, но все же это не совсем то, что я имею в виду. Скорее, он стал более счастливым. Может, сам и не улыбался, но глаза улыбались.

– Мог бы вооружиться и чем-нибудь посерьезней, – заметил он. – Хотя понимаю, это не совсем твое… Позвонил в полицию?

– Да, – быстро ответил я. – Они уже едут.

Марти нахмурился.

– Давай-ка только не будем врать друг другу! Давай говорить правду – и тогда, вместе, можно будет решить, куда двигаться дальше. Я понимаю, о чем ты думаешь: что сейчас твой единственный шанс – это напасть на меня. Но это не так. Я человек осмотрительный. И пусть я, честно говоря, далеко и не молод, но как там обычно эдак снисходительно называют старичков, которые еще нормально передвигаются на собственных ногах?

– Бойкие, – подсказал я.

– Точно, бойкие. Так вот и я такой. И если ты вдруг решишь наскочить на меня, то моментально схлопочешь пулю в лоб. – Он улыбнулся.

– Ладно, – сказал я.

– Просто предупреждаю. Я не хочу, чтобы у тебя возникла какая-нибудь дурацкая идея.

Подняв руки вверх, я заверил:

– Сижу вот здесь.

– Отлично. Я тебе верю. А теперь можно и поговорить. Я постоянно думаю про то, что ты написал мне насчет вымысла и реальности. Что в твоем списке только вымышленные убийства, и что в этом-то и разница. По-моему, ты прав на этот счет, Мэл, но думаю, что ты просто видишь это не в том свете. Я живу уже довольно давно. И ты сам знаешь, откуда я все это узнал – про художественный вымысел. От тебя же и узнал. Это ты втянул меня в чтение, и это ты втянул меня в убийство. Это изменило мою жизнь к лучшему. Слышь, а ты не думаешь, что у них тут может быть пиво? Не возражал бы выпить холодного пивка, пока мы тут беседуем…

– Наверняка должно быть, – ответил я.

Марти бросил взгляд из-за стола в кухню, где в тусклом свете декоративных плафончиков поблескивал большой холодильник.

– Не принесешь парочку? Можно тебе довериться? Не выкинешь какую-нибудь глупость?

– Конечно.

Я встал и направился в кухню, а Марти направил ствол в мою сторону. Я прошел мимо двух диванчиков – пес Хэмфри теперь растянулся на диванчике напротив Тэсс, оба дрыхли без задних ног. Открыл холодильник, поводил глазами и за горами прочих припасов заметил задвинутые в самую глубину две бутылки «Хайнекена». Разыскал в одном из выдвижных ящиков открывашку, сдернул крышечки.

– О, «Хайнекен»! – заулыбался Марти, когда я поставил перед ним пиво. – Какой приятный сюрприз…

Отхлебнул из горлышка, и я последовал его примеру. Рот у меня пересох, язык прилипал к нёбу, и пиво пошло замечательно, несмотря на все обстоятельства.

– Да, ты дважды изменил меня, Мэл, знаешь это? – произнес Марти, словно начатая нами беседа так и продолжала крутиться у него в голове, пока я ходил за пивом. – Ты познакомил меня с убийством, и ты познакомил меня с чтением. И моя жизнь стала лучше.

– Сомневаюсь, что я познакомил тебя с убийством, – возразил я.

Он рассмеялся.

– Не, еще как познакомил! Я хоть и был копом, но это не делало меня убийцей.

* * *

В общем и целом, по-моему, мы проговорили той ночью часа три. Говорил в основном Марти, и чем дольше он говорил, тем более хриплым становился его голос, но, несмотря на это, он словно сбросил с себя весь груз своих лет, пока рассказывал свою историю. Было ясно: то, что он сделал, вдохнуло в него новую жизнь. Но этого оказалось недостаточно. Ему обязательно надо было кому-нибудь об этом рассказать.

И вот Марти поведал мне, как пять лет назад, в две тысячи десятом, в тот год, когда погибла Клэр, он все еще служил в полиции Смитфилда, жил с неверной женой и подумывал о выходе на пенсию. И как минимум дважды поздно вечером вставлял себе в рот заряженный пистолет. Даже подумывал прихлопнуть супругу для начала – просто для полной уверенности, что она и дальше не станет кувыркаться по чужим постелям после его ухода. Единственно, что останавливало его, – это двое детей, а также тот факт, что весь остаток жизни им придется жить с этим. И все же Марти подумывал об этом чуть ли не каждый божий день.