Проклятое наследство - Татьяна Корсакова

– Мама, слава богу, с вами все в порядке! – На пороге стоял Севочка, выглядел он напуганным. За спиной его маячил Мишка Подольский, лупал глазенками, крутил ученой своей башкой.

А с Матреной Павловной далеко не все было в порядке. Ей бы снова в постельку, а перед этим в уборную. И чтобы не слышать ничего, ни в чем не разбираться. Но домочадцы уже привыкли, что разбираться со всем ей одной, и поэтому Матрена Павловна села в кровати, накинула на плечи халат, спросила строго:

– Что еще, Сева?!

– Там Коти… – Сева пригладил рукой взъерошенные волосы, обернулся к своему дружку, словно ища у него поддержки. – Она мертва.

Не сказать, что известие это Матрену Павловну сильно опечалило, Катьку она никогда не любила. Наоборот, видела в ней, в болтливости и кичливости ее угрозу всему, что считала для себя важным.

– Как? – Пришлось спросить, чтобы не выглядеть в глазах сына совсем уж гадиной.

А дом, разбуженный так же грубо и бесцеремонно, как и Матрена Павловна, уже наполнялся топотом бегущих ног и гулом людских голосов.

– Пойдемте! – Сева взял ее под руку, потянул к выходу. – Вы должны это видеть!

По коридору они шли быстрым шагом, словно боялись не успеть, и лишь у комнаты Коти замедлили шаг. Здесь у распахнутой настежь двери толпились, кажется, все обитатели замка. Толпились, а войти внутрь не решались. Вот только Матрена Павловна была не из пугливых, порог она переступила решительно и на пороге же этом замерла…

…Крови оказалось много. Она была везде. Из-за крови Матрена Павловна не сразу разглядела лежащее поперек широкой кровати тело. А когда разглядела, то в теле этом не сразу признала Катьку. Ночная сорочка ее из белой сделалась красной, задралась, оголяя худые жилистые ноги. По ногам этим, как и по рукам, стекали багряные струйки.

На Матрену Павловну и на тех, кто все-таки решился войти в спальню, Коти смотрела стеклянным взглядом, на лице ее, некогда красивом, а сейчас безобразном, была печать неподдельного ужаса. И следы… Матрена Павловна только сейчас увидела на стене следы волчьих лап. Словно бы огромный волк встал на задние лапы и уперся в стену передними. Вот и зарубки от когтей. Точно такие же, как остались на кресле в кабинете. Сердце ухнуло, кувыркнулось, и Матрена Павловна прижала к груди ладонь.

– Что это? – спросила, обводя присутствующих растерянным взглядом. – Антон, что это?!

Антон Кутасов истуканом стоял у дальней от кровати стены, губы его шевелились, словно бы он шептал молитву. Вот только Матрена Павловна знала, что от такого, как Антошка, бог давно уже отвернулся. Впрочем, как и любимая жена. Видно же, что не было у них с Коти ладу, если спальни разные. Вот у них с Анатолем… Сердце снова заныло, но уже по-другому, не от страха, а от тоски.

– Она кричала, – заговорил Мишка Подольский. Мы с Севой еще не спали, играли в гостиной в шахматы, когда услышали крик.

– Визг, – поправил Сева. – Жуткий визг, словно бы рвут кого-то на части.

Ее и рвали… Когтями, клыками, чем-то острым. Хорошо, что Наташка под замком, хорошо, что не видит всего этого ужаса.

– Мы бросились сюда, на второй этаж, – продолжил Сева. – А тут уже были Антон Сидорович с Сержем.

А мальчишка ведь в спальню так и не вошел, остался в коридоре. Испугался?

– Она так кричала, – очнулся от ступора Антон. – Кричала, звала на помощь, а мы не могли открыть дверь.

– Почему?

– Потому что дверь была заперта изнутри. Нам пришлось выломать замок, чтобы попасть в комнату. Она кричала… Она так кричала… Молила о пощаде… – Антон всхлипнул, закрыл лицо руками. Пожалуй, Катька была единственным человеком, которого он любил. Он даже себя так не любил, как свою беспутную жену.

– И кто же на нее напал? – На следы волчьих лап Матрена Павловна старалась не смотреть.

– В том-то и дело, – сказал Сева озадаченно, – когда мы выломали дверь, в комнате никого не было. Только она…

– То есть как не было? Испарился он, что ли? – Стараясь не замараться в крови, Матрена Павловна подошла к окну.

– Окно заперто, я уже проверил, – послышался голос Туманова. Явился. И девку с собой притащил. А девке-то страшно, но не уходит, не хочет страх свой показывать.

– Дверь заперта, окно заперто, госпожа Кутасова мертва, а убийцы и след простыл.

– И как такое может быть, Клим Андреевич?

– Она так кричала, – повторил Антошка, – словно призрака увидела. Я расслышал, как она сказала, этого не может быть…

– И о пощаде просила, – подтвердил Подольский.

– У кого? У зверя? У призрака? – поинтересовалась Матрена Павловна не без ехидства. – И скажет мне уже кто-нибудь наконец, куда он подевался из запертой комнаты?!

Из запертой комнаты… А Наташенька в своей спальне одна, тоже заперта… В глазах потемнело, в коридор Матрена Павловна выходила, ничего перед собой не видя, едва ли не на ощупь. Так же, на ощупь, брела по коридору, столкнулась с кем-то в черном, с черным же лицом. Баронесса шла на запах крови, и маску надела соответствующую, с крючковатым, точно у стервятника, носом. Но Матрене Павловне было не до того. Только бы с Наташенькой все оказалось хорошо.

Дверь дочкиной комнаты была распахнута настежь, изнутри доносились голоса: встревоженный Наташин и успокаивающий Викешин. От сердца отлегло, и зрение сразу же вернулось. Жива деточка!

Они сидели на разобранной кровати. Наташа напуганная, растрепанная со сна, в сползшей с одного плеча ночной сорочке, и Викеша, одетый в привычную свою тройку, причесанный, даже политый одеколоном. Он держал Наташу за руку и на оголившееся плечо глядел с вожделением.

– Что ты тут делаешь?! – спросила Матрена Павловна грозно. Этакого непотребства она не допустит. Чтобы какой-то там управляющий…

– Маменька! – Наташа обрадованно встрепенулась, руку свою из лапы Викеши выдернула, обняла Матрену Павловну. – Маменька, какой кошмар! Я проснулась от криков, а дверь заперта! Я так испугалась. Хорошо, что Викентий Иванович пришел, помог мне… Маменька, там снова убийство?..

Голос ее дрожал, и сама она дрожала как осиновый лист, а Викеша, подлая душа, не спешил уходить, все пялил свои наглые зенки.

– Вон пошел, – прошипела Матрена Павловна. – Мы с тобой потом поговорим.

– Сейчас, уважаемая Матрена Павловна. – Викешин густой бас упал до вкрадчивого шепота. – Мне просто необходимо с вами словечком перемолвиться. – Он подошел почти вплотную, посмотрел каким-то особенным, незнакомым взглядом, и Матрена Павловна неожиданно для самой себя уступила.

– Хорошо, – сказала устало. – Пойдем в мой кабинет. – И тут же кликнула галопом несущуюся по коридору горничную, велела: – Останься с Натальей Петровной! Да запритесь изнутри, пока я не вернусь!

Расположились в кабинете. Превозмогая отвращение, Матрена Павловна уселась в помеченное волчьими когтями кресло, велела: