Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Командарм осмотрел окопы, расспросил, поставлены ли перед колючей проволокой мины.

— Чем прикрыта полевая дорога, выходящая из леса? — уточнил он. — Противотанковыми минами, а в самом лесу я ее завалил поваленными деревьями.

— Молодец, — похлопал по плечу комбата Рокоссовский. — Готовы отбить атаку?

— Будем стоять до конца! — ответил Исаев.

— Что ж, я рад был с вами познакомиться, — прощаясь, Рокоссовский улыбнулся все той же обаятельной улыбкой, которая поднимала у бойцов настроение и вселяла уверенность в победу.

К вечеру он был на КП командира дивизии Панфилова.

— Ну что, Иван Васильевич, одели солдат? — спросил Рокоссовский.

— Только что доложили: ваш приказ выполнен, — смущенно ответил Панфилов. — Это моя оплошность, товарищ командующий.

— Это и наша вина. Могли бы снабженцы проявить заботу об этом и раньше. — Командарм оглядел руководство дивизии, которое собрал командир. — А теперь поразмыслим о предстоящих боях. Он подошел к карте. — У нас обобщены данные о группировке немецко-фашистских войск. Против нашей армии противник сосредоточил семь танковых, три моторизованных и три пехотных дивизии, до двух тысяч орудий и большое количество авиации.

— Извините, Константин Константинович, ваши сведения о противнике немного не совпадают с фронтовыми данными, — сказал присутствовавший на этом совещании генерал, представитель штаба Западного фронта.

— Представитель фронта склонен считать, что наши донесения преувеличивают силы противника, — продолжал Рокоссовский. — Мы, разумеется, понимаем товарищей. Вам очень хочется, чтобы у противника было сил поменьше. Да и мы не возражаем против этого. Но пленные, взятые на различных участках, неоднократно подтверждали наши сведения. Поэтому успокаивать себя и войска мы не имеем права.

Рокоссовский попросил начальника штаба дивизии доложить, как организована оборона, сделал ряд существенных замечаний, дал советы по организации взаимодействия со средствами усиления.

— Против левого фланга нашей армии, — говорил командарм, — это значит против вашей дивизии и полка курсантов развернулись четыре танковых дивизии и моторизованная дивизия СС под названием «Рейх». Это очень серьезная сила. Прошу это иметь в виду.

— В случае необходимости, на что мы можем рассчитывать в ходе боя? — спросил Панфилов.

— Для этого мы привлекаем корпус Доватора. За счет сибирской дивизии Белобородова создаем глубину обороны. При необходимости она вступит в бой немедленно.

Вскоре Рокоссовский был вызван к ВЧ.

— Командующий фронтом приказал, — говорил генерал Соколовский, — вашей армии нанести удар севернее Волоколамска по группировке противника.

— Срок подготовки?

— Одна ночь. Завтра утром вы должны атаковать волоколамскую группировку противника.

— Василий Данилович, вы же опытный военачальник и должны понимать, что такую ответственную операцию за ночь нельзя подготовить, — сказал Рокоссовский. — Переговорите с Жуковым. Я прошу отменить эту операцию. Или же дайте мне больше времени для подготовки.

— Я разговаривал с командующим по этому поводу. В своем решении он непреклонен. Завтра утром я ему обязан доложить о начале операции.

Рокоссовский положил трубку и посмотрел на Панфилова отсутствующим взглядом, затем, словно опомнившись, сказал:

— Иван Васильевич, приказано провести наступательную операцию. Вызовите ко мне срочно Доватора и вашего начальника штаба.

Рокоссовский выполнил приказ Жукова — на рассвете 16 ноября нанес по противнику частный удар. На первых порах группе наших войск удалось вклиниться в оборону немцев на глубину до трех километров. Но в это же самое время гитлеровцы начали наступление на всем фронте 16-й армии и выдвинувшимся вперед частям пришлось срочно уносить ноги. Особенно трудно было группе генерала Доватора. Противник давил на нее со всех сторон. Лишь природная смекалка командира помогла конникам с большими потерями вырваться из этого клина и избежать полного окружения. Ни Рокоссовский, ни другие генералы так и не могли понять «стратегического» замысла этой операции, которая заранее была обречена на неуспех.

2

Итак, 16 ноября немецкие войска группы армий «Центр» перешли в наступление по всему фронту от Калинина до Тулы.

Рокоссовский и Лобачев находились на НП дивизии Панфилова и наблюдали такую картину.

На позиции нашей пехоты сначала обрушился артиллерийский и минометный шквал огня. Создавалось впечатление, что весь наш передний край охвачен пожаром. Грохот орудий и раскаты взрывов слились в ровный протяжный гул. Самолеты, пикируя один за другим, с воем сбрасывали бомбы на позиции дивизии и курсантского полка. То и дело в воздухе завязывался бой немецких штурмовиков с нашими истребителями. Горящими факелами падали на землю те и другие.

— Пошли танки, — не отходя от треноги, хриплым голосом произнес Панфилов.

Несколько танковых клиньев группами по 15–30 машин, рассчитывая рассечь нашу оборону, со скрежетом ползли на позиции. Казалось, что танковые колонны не шли по земле, а плыли в огненном клубящемся тумане. Внезапно налетевший ветер унес плотный вал дыма и высветил пехотные колонны. Пехотинцы, пригибаясь к земле, табунами выскакивали из леса и на ходу сбивались в кучу за броней танков.

За пехотинцами выползали колонны машин с мотопехотой, гремели тягачи, волокущие пушки и тяжелые минометы.

Танки с пехотой подходили все ближе и ближе. Рокоссовский хорошо представил себе напряжение бойцов и командиров, сидящих в окопах и оглушенных взрывами снарядов и бомб.

— Залп дивизиона «Катюш»! — дал команду Панфилов.

Пронзительно завизжали снаряды, и в полосе нескольких километров загорелась земля под ногами немцев. Мгновенно оправившись от удара снарядов, танки с поредевшими колоннами пехоты продолжали движение.

Наблюдательный пункт Панфилова находился впереди КП, на опушке леса. Он был сооружен в густых кронах елей и с помощью оптики позволял обозревать довольно-таки большой участок боя. Рядом с грубо сколоченной лестницей были вырыты щели — убежища, где находилась связь.

Рокоссовский часто спускался вниз и вел разговор с начальником штаба Малининым, который постоянно держал его в курсе боев на остальных участках фронта.

Танки подошли к рубежу, когда артиллерия могла вести огонь на поражение, но Панфилов медлил с открытием огня, чтобы не обнаруживать свои позиции и не нарваться на артиллерийский огонь противника.

— На каком расстоянии откроет огонь артиллерия? — спросил командарм.

— Примерно с четырехсот метров, — ответил Панфилов. Бинокль в его руке слегка подрагивал. — На местности имеются хорошо видимые ориентиры, и командиры будут открывать огонь самостоятельно.

И в это время перед батареями, размещенными в полосе первого рубежа, мелькнули языки пламени, и в воздухе повисли облачка темного дыма, затем прокатился протяжный залп. Вспышками орудий озарился весь передний край. Затарахтели малокалиберная зенитная артиллерия и счетверенные пулеметные установки. Открыла огонь пехота.