Яков Брюс – московский колдун - Александр Тимофеевич Филичкин

выходить из образа злобного мага, Яков Брюс проревел: — Отпереть эту дверь. Взять наглеца, что в неё сильно стучит и привести его прямо сюда. Там поглядим, как его будем казнить.

Солдаты поставили ведро с водой на пол и, громко стуча каблуками сапог, помчались на первый этаж.

Через пару минут, в коридоре подвала послышался шум и возня. Дверь внезапно открылась и в лабораторию ввались трое старых служивых. С собой они притащили пожилого мужчину, лет сорока. Судя по грязной одежде, простого рабочего.

Он, вырывался из рук конвоиров. Извивался, как ужака под вилами и дико кричал, что-то невнятное. Увидев учёного, упал на колени и, вопя во весь голос, пополз прямо к нему.

Из буйных криков холопа, Яков Брюс вдруг уяснил, что это один из его крепостных. Тот краснодеревщик, которому он поручил отделать тиком обширную «Рапирную залу».

— «Слава Богу,» — облегчённо подумал хозяин: — «вернулся вслед за пёстрою кошкой. Глядишь скоро и другие появятся». — он посмотрел на старика, лежавшего на полу без сознания.

Заметил, что тот стал слегка шевелиться и, на радостях от появленья паркетчика, ласково обратился к нему: — Поднимайся солдат. Бог с ней с той паршивой медалькой. Не стоит она того, чтобы губить твою христианскую душу.

Потом, полез в правый карман дорогого кафтана. Там он держал очень мелкие медные деньги. Вдруг придётся нищим подать, или наступит ещё какая другая напасть?

Серебро он держал в левом кармане, а драгоценное золото с собой и вовсе никогда не носил. Пусть в доме лежит, в большом сундуке с очень прочным запором. А если придётся с кем расплатиться благородным металлом, так тот, кому нужно, придёт в особняк и всё получит на месте.

Пошарив в кармане, Яков Брюс вытащил небольшую монетку «полполушку», стоимостью в 1/8 копейки. Протянул старику, уже стоявшему на дрожащих коленях, и спокойно сказал: — Возьми братец себе. Купи, что-нибудь на базаре.

Не веря тому, что его отпустили живым, старик подполз к вельможному барину. Принял медную денежку и попытался поцеловать руку дающего.

Яков Брюс брезгливо отдёрнул ладонь. Повернулся к солдатам. Ткнул пальцев в дрожащего от страха паркетчика и приказал: — Отведите моего крепостного в «холодную». Заприте и дайте ему хлеба с водой. Завтра я с ним с утра разберусь.

Если из башни выйдет кто-то другой, схватите и посадите вместе с этим холопом. Будут кричать, и рассказывать жуткие байки, бейте всем прямо по мордам. Нечего добрых людей на ночь пугать. Не то пойдут разные сплетни по городу.

Услышав такие слова, паркетчик сразу притих и благодарно подумал: — «Хорошо, что не велел заковать в кандалы. А ведь мог рассерчать за мои страшные крики или, хуже того, счесть бесноватым».

Утром нового дня, Яков Брюс приехал в коляске к Сухарёвским казармам. От его особняка до крыльца огромного здания было всего нечего. Можно, конечно, пройти и пешком, но всё ж таки, он генерал. Нужно блюсти все приличия в городе.

Господин вошёл в просторные сени. Выслушал доклад старика постового и узнал весьма интересные новости. В первую очередь те, что случились после того, как он вчера отбыл домой.

Спустя шесть часов, ближе к полуночи, в дверь, ведущую в башню, начали громко стучать изнутри. Солдаты были готовы к такому повороту событий. Отперли крепкий замок и увидели то, о чём говорил им «чернокнижник».

На пороге стоял пожилой человек. Сильно рвался наружу и что-то кричал о дьявольской силе, о невидимых демонах и прочих таинственных ужасах. Как и приказывал барин, слушать его, конечно, не стали.

Отвели прямо в «холодную». Посадили к тому крепостному, что сидел там с раннего вечера, и закрыли на ключ. Ближе к рассвету появился и третий мужик. С ним поступили так же, как с прочими.

Выслушав доклад отставного солдата, Яков спустился в застенок. Строго посмотрел на трёх своих крепостных, дрожащих от сильного страха. Приказал им всем крепко держать язык за зубами и никому ничего никогда не рассказывать.

Особливо о последнем таинственном случае. О том, как какая-то огромная сила мгновенно подняла их с пола огромного восьмиугольного зала. Перенесла неизвестно куда, а потом вернула обратно. Причём, сделала это спустя несколько месяцев, после укладки последних плашек паркета.

Заодно, вельможный хозяин сказал, что если холопы станут болтать, то он прикажет вырвать всем языки и выпороть до потери сознания. После чего, продаст всех купцу первой гильдии Никите Демидову.

Ему чрезвычайно нужны мужики для работы на уральских железоплавильных заводах. А то старые крепостные почти все передохли. Будут ослушники копать уголь с рудой, да варить из неё чугун и железо.

Испуганные краснодеревщики упали ничком перед своим господином и поклялись на животворящем кресте, что никому, ничего, никогда не расскажут. Сию страшную тайну они унесут с собою в могилу.

Потом, Брюс повернулся к солдатам, что охраняли Сухарёвскую башню и очень грозно добавил. Мол, это и вас тоже касается. Господину Демидову солдаты очень нужны. Все болтуны скоро окажутся в глухой уральской тайге, где будут ловить беглых людей.

Пожилые служивые дружно бухнулись в ноги и поклялись, что будут немы, как рыбы. Яков Брюс сделал вид, что поверил и тем и другим. После чего, паркетчиков сразу отправил в имение в Глинки, а солдаты остались служить в Сухарёвских казармах.

Прошло чуть больше недели и по Москве пошли ещё более страшные слухи. Говорили о том, что московский колдун заключил новую сделку с врагом человеческим. Теперь по приказу волшебника, демоны воруют холопов в других городах и доставляют их прямиком в Сухарёвскую башню.

Несчастные люди бегут по лестнице вниз. Там их ловят солдаты и отдают чернокнижнику Брюсу для различных магических опытов. Он из них делает ползучих чудовищ и напускает на честных христиан.

Купец Селивёрстов. Гражданская война

Компания 1914-го года официально носила гордое имя — Великой войны, или, как её сразу принялись величать журналисты — Вторая Отечественная. Подразумевалось, что Первая бойня случилась в 1812–1814 годах, когда Россия дралась с Бонапартом и его сателлитами. А к ним в то давнее время, принадлежала почти вся Европа.

Однако, такое почтительное отношение к ужасным событиям продолжалось очень недолго. Постепенно градус уважения снизился и прижилось более прозаичное прозвище, почти что, дворовая кличка — Германская бойня.

Жертвы и лишения всё увеличивались, а победы так и не было видно. Людей угнетала скудная жизнь и тяжёлая работа без выходных и каких-либо праздников. Очень скоро всё это вылилось в недовольство существующей императорской властью. Скопившееся в стране напряжение стремительно