Второе пришествие кумранского учителя. Поцелуй Большого Змея - Яков Шехтер

Опа-па-па, это же вовсе не рыбки. Я присел на корточки и попробовал схватить ближайшую. Рука прошла сквозь спинку, пронзила теплую маслянистую воду и уткнулась в дно. Я вытащил руку, непроизвольно перетирая между пальцами шелковистые песчинки.

– Нашел? – раздался надо мной голос Еноха, и я все сразу понял. – Не тяни, не тяни, – продолжил учитель. – В первый раз всегда страшно. Нужно преодолеть этот страх. Всего один раз преодолеть, а потом ты убедишься, что нет в мире ничего приятней, чем катание по желтой линии.

– Учитель Енох, – спросил я, разгибаясь. – Как же я пропущу линию через сердце, если она проходит возле ног?

– Начинай, – заторопил Енох. – Сделаешь и поймешь.

Я решительно занес правую ногу и стал опускать ее на поверхность моря, стараясь попасть как можно ближе к линии. За какую-то долю мгновения, прежде чем мокроступ коснулся воды, линия подскочила вверх и вонзилась в мою грудь. Меня слегка подкинуло, и я вдруг перестал ощущать свое тело.

Нет, все было на месте: руки, ноги, голова, шея – органы послушно повиновались мысленным приказам и выполняли приказанное моментально и точно, но я… я не чувствовал их веса.

– Хорошо, Шуа, – раздался голос Еноха. Он стоял на берегу и внимательно смотрел на меня. – Ты хорошо поймал линию. Странное ощущение. Не так ли?

– Так, – кивнул я.

– На самом деле, ничего странного, я ведь тебе объяснял – вдоль желтой линии нет тяжести. Поэтому ты и не чувствуешь тело. Пока не чувствуешь. Скоро ты привыкнешь, и все станет по-прежнему. Посмотри вниз.

Я опустил глаза и обнаружил, что мокроступы висят над самой поверхностью воды. Я тихонько подвигал правой ногой. Потом ударил ею о воду. От толчка мое тело сдвинулось с места и устремилось вперед.

– Держи линию сердцем, – послышался сзади голос Еноха.

Его предупреждение было излишним – я ощущал линию, точно горячую грелку. Правда, не сердцем, грелка располагалась немного ниже, напоминая неприятные дни в Эфрате, когда я объелся неспелыми плодами смоковницы, и мама лечила меня, прикладывая к животу нагретые в очаге камни, обернутые тряпьем.

Я еще раз оттолкнулся мокроступом от воды. Скорость возросла. Еще, еще и еще! Я опьянел от движения, необоримые силы земли отпустили мое тело из вечного плена. Я парил, я летел, я плыл сквозь золотисто-голубую дымку прямо в открытое море.

Наваждение… Ничем иным я не могу объяснить свой дальнейший поступок…

Очень скоро я оказался возле выхода из бухты. Желтая линия, извиваясь и дрожа, пробегала между скалами, и я, забыв предостережения, понесся между ними и оказался в открытом море.

Жаркий ветер туго ударил в грудь. Вода в море выглядела по-другому, чем в бухте, она напоминала сине-лиловое масло. Зыбкий простор тонул в тумане, поднимавшемся с разогретой солнцем поверхности моря. На охряных склонах Моавских гор пятнами выделялась сероватая зелень рощ и белая россыпь селений. Оглянувшись, я увидел за спиной фиолетовый силуэт высокого кумранского берега.

Цвет воды менялся с каждым мгновением. Теперь она стала мраморно-голубой, бездонной и манящей. Наверное, причиной тому была глубина, но я не боялся ее. Я видел, что желтая линия делает большую дугу и возвращается обратно к нашему берегу.

«Почему нужно вернуться обязательно в бухту? – подумал я. – Можно скользить еще быстрее и через пару минут оказаться у берега, правда, чуть в стороне. А там – небольшая прогулка вдоль скал – и я снова в бухте».

– Шуа, – раздался тихий голос. – Вернись, Шуа.

– Вестник! – мелькнула в моей голове радостная мысль. – Я – Вестник! Кто может говорить со мной посреди моря? Никто! Значит – я слышу голоса, подобно Шали, подобно Наставнику!

Кто-то схватил меня за плечо и остановил. Остановил резко, безжалостно: мокроступ зацепился за воду и поднял целый сноп феерически сверкающих брызг. Я испуганно оглянулся. Прямо за мной стоял учитель Енох.

– Тебя могут увидеть с берега. Это опасно. Немедленно возвращайся, Шуа.

Он подхватил меня под мышки и круто повернул. Теперь я стоял лицом к берегу. Енох прыгнул вправо, звучно хлопнул ногой по воде и вернулся обратно на линию, оказавшись за моей спиной. В следующее мгновение я почувствовал сильный толчок и понесся к бухте.

Главное удовольствие состоит в том, что не нужно выбирать дорогу. Желтая линия сама несет наездника, от него требуется только сильнее отталкиваться и мчаться, мчаться, мчаться, подставляя лицо горячему ветру.

Я попытался разглядеть вход в бухту и не смог его отыскать. Очертания берега тонули в золотистом мареве испарений, вместо мысов я видел только размытую фиолетовую полосу. Не помню, как долго продолжалось мое опьянение свободой и скоростью, но за эти недолгие минуты я успел забраться далеко в море. Если бы не Енох, я продолжал бы мчаться в сиреневую глубину, прямо навстречу неизвестности.

Но неизвестность меня совершенно не пугала! Ведь я прочно держался за желтую линию, и всегда мог вернуться в начальную точку. Тепло, исходящее от линии, наполняло мою грудь энергией и силой. Первобытные токи земли, мощь ее толщи, крепость, коренящаяся в глубинах пещер, могучий воздух потаенных расщелин придавали мне уверенность и бесстрашие.

Фиолетовая полоса берега быстро приобрела выпуклость, вот проступили валуны мысов, и сквозь узкий проход блеснула голубизной гладь бухты.

Фу-р-р! – прошуршало эхо, отражаясь слева и справа от каменных глыб. Я оглянулся – учитель Енох спокойно стоял прямо за моей спиной. Казалось, он не двигался с места: ни брызг на голых ногах, ни капелек пота вдоль лба, ни учащенного дыхания. Ничто не указывало на то, что он вернулся из глубины Соленого Моря.

А я жадно дышал, набирая полную грудь жаркого воздуха. Казалось бы, совсем нетрудные отталкивания мокроступами отняли у меня все силы. Наверное, во время передвижения вдоль желтой линии тело вело себя не совсем обычным образом.

Подлетая к песчаной линии, где нас поджидали Кифа и Шали, я выставил правую ногу и опустил конец мокроступа в воду. Мои ноги тут же обдало брызгами, но скорость резко снизилась и перед самой кромкой берега я замер, приветственно помахивая рукой друзьям.

Физиономия у Шали была невеселой, зато Кифа сиял, как бронзовый шлем легионера.

«Бедный Шали, – подумал я, – наверняка, боль безжалостно терзает его плечо».

– А теперь повернись, – раздался голос учителя Еноха, – спокойно, без фокусов дойди до входа в бухту и – возвращайся. Но без дури, Шуа, не дай чувствам увлечь тебя.

– Хорошо, учитель Енох, я сам не знаю, что на меня нашло.

– Желтая линия, – улыбнулся Енох, спрыгивая в воду, доходившую ему до колен. – Она пьянит, как шейхар, медовый напиток. Особенно в первый раз. Все нормально, Шуа, все идет своим чередом.

Ох, как он меня успокоил. Обрадованный, я решил повторить его поворот волчком и лихо ударил правым мокроступом о поверхность воды. Раздался треск, мокроступ провалился сквозь водную гладь, а я, не удержав равновесия, слетел с желтой линии и бултыхнулся лицом в горячую воду. От неожиданности я не успел плотно закрыть глаза, тысячи раскаленных иголок тут же забрались под веки и принялись безжалостно жалить и щипать. Вскочив на ноги, я схватился обеими руками за глаза. О, Свет, как мне было больно!