Сжигая мосты - Юлия Гатальская

– Хочу познакомить тебя с ней, забыла, зачем мы сюда приехали?

– Но ты так и не сказал, для чего? Я, конечно, буду рада знакомству, но почему так спешно и почему именно сейчас?

– Светик теперь хорошо разбирается в искусстве и красоте, хочу, чтобы она убедила тебя, что твои фотографии великолепны.

– Нет, только не это! – запротестовала я, повысив голос и разбудив тем самым дочь. – Никому это не интересно! Тем более, я тоже кое что смыслю в искусстве – это моя профессия!

– Безусловно, – Серёжа продолжал лукаво улыбаться. – Но одно дело знать историю и теорию, а другое – перенести свои знания на практику. К тому же ты не можешь объективно оценить своё творчество. Так позволь оценить его разбирающимся людям.

– Нет, Серёжа, я не хочу! Поехали домой.

– Я не хочу домой, – раздался сзади голос моего ребёнка, а я вздохнула, бросив на Серёжи уничтожающий взгляд.

– Вылезайте из машины, – скомандовал предатель. – Пойдём прогуляемся. Держу пари, Светик вновь зависает на своём излюбленном месте с кисточкой в руке.

Я раздражённо вылезла из машины, злясь на Волкова. Хоть я и жаждала после его рассказа познакомиться со Светой и увидеть её картины, меня абсолютно не прельщала перспектива показать ей свои фотографии с целью быть оцененной.

Серёжа взял Катю на руки и сделал попытку схватить мою ладонь в свою, но я обиженно одёрнула её и осталась стоять на месте, отводя от него взгляд.

– Каток, ты не хочешь поздороваться с дядей Борей? – вдруг обратился он к моей дочери. – Пойдём, я отведу тебя.

Я недоумевающе на него посмотрела, а он, бросив на меня грозный взгляд, отрезал:

– Стой здесь и не вздумай сбежать!

Похоже я не на шутку разозлила своего доброго и все-понимающего Серёгу и серьёзного разговора не избежать, раз он решил избавить дочь от нашего диалога. Я вдруг поняла, что впервые за столько месяцев вижу гневного Волкова и мне вдруг стало не по себе, настолько это было непривычно и неожиданно.

Через минуту он уже вернулся к машине и застал меня в защитной позе, со скрещенными на груди руками и опирающейся спиной на автомобиль. Я нарочно не смотрела ему в глаза, не знала, что смогу в них разглядеть, поэтому молча рассматривала мысы своих кроссовок, ожидая гневной тирады.

– Вероника, ну чего ты так противишься, – тихо и ласково начал он, а я от неожиданности услышать такой тон вздёрнула подбородок, заглядывая ему в лицо. – Никто тебя не будет осуждать, Света всего лишь посмотрит твои фото, – Серёжа потряс рукой, в которой красовался мой альбом.

– Я не хочу, чтобы незнакомые люди видели мои работы, это слишком личное, – пробубнила я.

– Ты ведёшь себя, как ребёнок! – огрызнулся Серёжа. Было заметно, что терпение его на пределе и оно вовсе не безгранично, как я предполагала раньше. – Сколько можно прятаться в своём панцире и бояться общественного мнения?

– Слушай, Серёжа, я ценю твоё желание помочь, но мне сейчас не нужна твоя помощь! – резко высказала я свой негатив и тут же прикусила язык, замечая в глазах любимого промелькнувшую тень боли. Я вдруг поняла, что веду себя как эгоистка, обижая его своим пренебрежением. Но он, похоже, не собирался обращать внимание на мои слова, обижаться и отступать от намеченного плана.

– Нет, нужна! Ты никак не можешь поверить в себя! Что, чёрт подери, сделал с твоей душой этот Власов, что ты не можешь оценить себя как личность? Тебе не надоело быть его тенью? Найди уже наконец в себе силы открыться, самоутвердиться и встать на ноги!

Острая боль пронзила моё сердце от его жестоких слов. Умом я понимала, что он говорит правду и хочет помочь, но сердце не хотело принимать эту правду. Неужели я была всего лишь чьей-то тенью? Неужели я настолько не верю в свои силы, что интуитивно прячусь и не желаю выставлять напоказ свою душу, боясь общественного внимания или осуждения. Я почувствовала, как непрошеные горячие дорожки слёз потекли по моим щекам и тут же услышала мягкий и такой родной голос:

– Маленькая моя, прости, – Серёжа обхватил меня кольцом своих сильных рук. – Я такой идиот, я не хотел тебя расстроить.

– Но ты расстроил, – обиженно процедила я, всё ещё злясь на него за упрямство и попытку поменять мой взгляд на вещи. – Ты давишь на меня!

Серёжа отстранился, и я снова заметила в его глазах зарождающуюся раздражительность, которую он пытался замаскировать или сдержать.

– Вероника, – спокойно выдавил он, но я очень отчетливо ощущала, с каким трудом он старается не повысить тон, – у тебя потрясающие фотографии, и я просто подумал, что это хобби может перерасти во что-то большее. Мне кажется, у тебя талант к этому. Я всего лишь хотел, чтобы кто-то, разбирающийся в теме, подтвердил мои догадки, ну или опроверг. Что ты теряешь? Ты познакомишься с хорошим человеком, Светлана не станет тебе врать или льстить, ты просто услышишь мнение одной девушки о своих фотографиях. Она либо похвалит, либо раскритикует их. Или ты не готова к критике?

Что? Вот ещё! Я не настолько мелочный человек, чтобы бояться негативного мнения по отношению к себе. Кажется, Серёжа решил применить другую тактику и взять меня «на слабо». Что ж, ему это удалось.

– Ничего я не боюсь! Только пообещай мне, что ты отстанешь от меня и больше не будешь поднимать эту тему!

– Договорились, – воодушевлённо выкрикнул Волков, слегка приподнимая уголки своих пухлых губ и, развернувшись, направился в сторону дома за Катюшей.

Я упрямо зашагала рядом, раздражённо вонзая кроссовки в покрытую листвой землю. Я всё ещё злилась на Волкова за его упёртость, за то, что видит меня насквозь, за то, что чувствует все мои недостатки, за то, что знает, как на меня повлияла любовь к Власову, за то, что напомнил мне об этом, за то, что открывает мне глаза на саму себя, за то, что так жестоко помогает мне встать на ноги.

Пока мы шагали по грунтовому берегу, моя злость на Волкова отступила под действием механических движений ногами и вдыхаемого холодного воздуха. Шаг за шагом я успокаивалась, а через несколько сотен метров уже и вовсе остыла и теперь мысленно вернулась к рассказу о девушке, познакомиться с которой я смогу уже через несколько минут. Я размышляла о судьбе Светы и о том, как она справилась с таким ударом судьбы. Я уважала её за то, что она оказалась сильной женщиной и справилась с отчаянием, нашла в себе силы продолжать жить, зная, что уже ничего нельзя изменить. Мне вдруг вспомнились слова Серёжи, которые он произнёс, когда мы почти год назад возвращались из цирка. Тогда он пошутил, что у него есть план по выводу Вероники Новиковой из депрессии и что он и не из таких передряг друзей вытаскивал. Теперь я понимала, о чём о говорил. Моя депрессия по сравнению с депрессией Светланы казалась мне какой-то смешной. Я вдруг окончательно перестала злиться на Серёжу, понимая, что всё, что он делает – он делает исключительно ради меня, пусть даже слишком напористо, но, похоже, по-другому меня не растормошить. Мне стало не по себе, когда я осознала, что мои интересы всегда стоят у него на первом месте. Даже это знакомство со Светланой он решил осуществить только ради меня. Серёжа верил в меня, верил в мой талант, видел во мне то, что я сама в себе не замечала. Эта ссора у машины мне показалась такой глупой и эгоистичной. Действительно, что такого я теряю, если кто-то сможет объективно оценить моё творчество? Если это будет критика, то я буду знать, что поменять для совершенствования, а если похвала – получу приятный заряд позитива.