Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров

Обещала поведать и капитану жандармов.

Привезла нам много всякой мелочи, которую мы обычно теряли. Помню такой случай: ночью движемся небольшой группой. Остановились отдохнуть. Я закурил трубку и прилёг с зажигалкой в руке, а когда партизан решает в спокойной обстановке прилечь, он сразу же засыпает. Через десять – пятнадцать минут мы пошли, а зажигалка осталась в траве. За то, что я больше и чаще всех терял мелочи: расчёски, зажигалки, трубки, ручки, зеркала, меня прозвали «президентом клуба растерях». К этому прозвищу добавлялось еще два: «царь водки» и «председатель колхоза „Эй, выпьем!“».

Еще о мелочах. У всех были часы, конечно трофейные, и они ломались быстрее, чем даже наш транспорт. Дождь, роса, реки, которые мы преодолевали вплавь, мигом укорачивали их век. У меня часы, как правило, бежали, а у Валерия слегка отставали, и мы иногда обменивались часами, чтобы отрегулировать правильность их хода.

Однажды мне попались часы с боем. И ночью, когда тишину леса нарушали лишь шорохи, партизаны просили:

– А ну, Алёша, включай!

Я нажимал кнопку, и за этим следовал мелодичный бой.

– А ну, ещё разок!

Я снова включал, и опять все молча слушали тихий мелодичный бой и улыбались.

Долго берёг я эти часы, но, конечно, не уберёг. Они остановились, и пришлось их выбросить.

Да, часы были трофейные, снимали мы их с убитых немцев. Мы забирали их документы (отчётный материал), деньги, письма, записные книжки, оружие, ножи, портсигары, табачные изделия. Сапоги мы не снимали, хотя иногда приходилось подметки своих ботинок подвязывать веревкой, и начальство приказывало нам обуваться за счет трофеев, но мы брезговали.

Теперь вернусь к хронологической канве повествования.

После железнодорожных диверсий в районе Маньи и Боле немцы значительно усилили охрану. Не помню, надолго ли, ведь живой силы требовалось для этого много, а у «бошей» к концу войны её уже не хватало. И вскоре дорогу опять перестали охранять, лишь небольшое количество солдат осталось в деревне Монтюрё. Офицер, который командовал ими, как-то зайдя в деревенское кафе, громко сказал французам:

– Передайте русским мою просьбу не совершать диверсий на моём участке. А я, в свою очередь, с сегодняшнего дня гарантирую безопасность передвижения партизан.

Узнав об этом, мы хотели встретиться с офицером и предложить ему уйти в лес одному или с его инвалидной командой (охрана состояла из великовозрастных больных и имеющих ранение солдат). Но не успели. Нагрянули каратели. Случилось это внезапно, когда мы под вечер с Алисой и Валерием шли в лесок близ Венизи, где расположился наш лагерь.

Неожиданно недалеко от нас раздалось урчание автомобильных моторов, и мы заметили на дороге Монтюрё-Венизи машины с солдатами в кузовах. Мы поспешили в Венизи и увидели, как колонна немецких машин остановилась на площади.

Алиса предложила нам пойти в лагерь, а сама отправилась в деревню на разведку. Но мы не стали возвращаться, а залегли в ближайших к Венизи кустах, от которых до деревни было метров сто пятьдесят – двести. Минут через двадцать Алиса вернулась.

– Ребята, в деревне каратели. Мадам Жако арестована (потом она была выслана в Равенсбург). Надо уходить!

Мы вернулись в лагерь, расположенный не более чем в километре от Венизи, и сообщили новость ребятам. Никто не волновался. У нас впереди целая ночь, ведь каратели не сунутся в лес в потёмках.

Обсудили, как будем действовать.

Решили так: часа в 2 ночи все снимаемся и перебазируемся ближе к коллаборационисту Стегману. С утра проведём у него реквизицию, сделав ему серьёзное предупреждение за связи с немцами. Валерий с группой товарищей на машине направится в лес около Савиньи, а я с другой группой, соединившись с французским отрядом, подготовлю диверсию на железной дороге северо-западней Монтиньи. Об этой операции просили «макизары» отряда «Франс д’абор». Они хотели научиться развинчивать рельсы и попросили нас поделиться опытом. После заявления в кафе командира охраны мы оттягивали проведение совместной акции. Но прибытие карателей спутало наши планы. Почему-то мы решили, что они явились по информации начальника охраны, да и арест мадам Жако мы тоже поставили ему в вину. Значит – отомстим немцу: под носом у карателей совершим диверсию на железной дороге. Благо, Алиса узнала, что завтра ночью предполагается проход воинского эшелона.

Была полночь, когда мы с Валерием почти бегом двинулись к командиру французского отряда. Тот уже знал о прибытии карателей в Венизи и аресте мадам Жако. Собрав своих ребят, он предложил им затаиться до ухода карателей. Услышав наше предложение пустить поезд под откос почти на глазах у немцев, он сразу же согласился. Мы договорились о времени встречи и поспешили в лагерь.

Добрались мы до него часа в 4 утра, когда уже было светло. Нас ждали. Быстро собравшись, мы двинулись к Стегману.

В моем рапорте, датированном 1944 годом, который мне привезла Алиса спустя двадцать лет, написано: «… 29 июня утром нами было реквизировано у коллаборациониста и шпиона фермера Стегмана (около Аманса) 35 тысяч франков, продукты питания и одежда. Тут же после операции группа в составе Валерия, Николая-1, Николая-3 и Костика направилась на автомашине на новое место. Другая группа в составе Алёши, Гриши, Алекса, Павла, Кости, Николая, Франца и Пенты направилась туда же пешком. По пути в ночь с 29 на 30 июня этой группой был пущен под откос поезд с немецкими солдатами на дороге Париж – Бельфор около деревни Монтюрё. В результате крушения разбиты три вагона, локомотив сошёл с рельс. Количество убитых и раненых неизвестно. На какое время был остановлен проезд тоже неизвестно, так как группа находилась на марше». (Почему мы не написали, что диверсию на железной дороге проводили совместно с французами, не помню).

Теперь подробности операций, которые остались в памяти.

К ферме Стегмана мы подошли часов в 6 утра, и через все ворота, калитки и щели проникли во двор и окружили дом. Четырех человек оставили во дворе, чтобы не дать никому убежать до окончания операции, а остальные вошли в дом.

Прислуга и работники уже были на ногах. Хозяев – Стегмана и его дочь – мы разбудили. Всех собрали в столовой и предъявили Стегману обвинение в том, что он активно сотрудничает с оккупантами. Стегман – человек ниже среднего роста, бледный, с трясущимися руками – стал всё отрицать. Будучи немцем, он заговорил с нами по-немецки, и первой фразой его было: «У вас неточная информация».

Мы не стали с ним спорить и сказали, что на этот раз мы в наказание реквизируем грузовик, продовольствие, бочку бензина и 50 000 франков. Если он продолжит сотрудничество с фашистами в любой форме, то мы его расстреляем, а усадьбу сожжём.

После этих слов Валерий дал команду всем разойтись по комнатам (дом был двухэтажный), собрать всю одежду и обувь, которую мы можем носить, а Стегману сказал, чтобы он выдал деньги и отвёл нас в кладовую.