Правила возвышения - Дэвид Коу

Андреас шагнул вперед:

— Вы смеете угрожать мне в моем собственном замке?

— Да, если это единственный способ заставить вас прислушаться к голосу разума. Подумайте хорошенько, Андреас. Вам не нужна война с будущим королем Эйбитара. Ибо в таком случае вы скоро окажетесь самым одиноким человеком в стране.

— Вы не станете королем, покуда я жив! Мне наплевать на Законы Престолонаследия! Все Керги — безжалостные убийцы и лжецы! Вы недостойны короны! Стража! — крикнул он, прежде чем Яван успел ответить.

Две мужчин вошли в комнату.

— Отведите герцога в его покои. И впредь не допускать его ко мне.

— Да, милорд.

Яван тихо выругался.

— Давайте закончим наш разговор на другой ноте, Андреас, — сказал он. — Я уверен, мы можем прийти к соглашению, которое удовлетворит нас обоих.

— Оставьте меня, — сурово сказал Андреас. Он вновь повернулся к окну — неприступный, как стены Кентигернского замка.

Несколько мгновений Яван пристально смотрел на него, потом повернулся и вышел из комнаты в полутемный коридор, сопровождаемый двумя стражниками.

Он пообещал начать войну в случае казни Тависа, и он не шутил. Но почему-то ему не верилось, что этой угрозы достаточно для спасения сына.

Галдастен, Эйбитар

Гринса вздрогнул и проснулся в маленькой комнате, которую озаряли неверным светом далекие бледно-голубые сполохи. Он не сразу вспомнил, что они находятся в Галдастене, последнем городе, где остановилась ярмарка. Кресенна пошевелилась и неразборчиво пробормотала несколько слов, а потом снова погрузилась в сон, по-прежнему держа руку у него на груди.

С минуту Гринса лежал неподвижно, ожидая, когда сердцебиение прекратится, а потом осторожно отодвинул руку девушки, тихо встал и подошел к окну. Словно спохватившись, он натянул на себя штаны, лежавшие на стуле рядом.

Обычно в подобных случаях Гринсе требовалось время, чтобы понять значение привидевшихся образов и истолковать сон. Однако на сей раз смысл сновидения представлялся совершенно ясным. Такое с ним случилось впервые; еще никогда прежде пророческие видения не возвращались к нему во сне. Конечно, это было необычное пророчество. Вероятно, Гринсе следовало ожидать, что образ лорда Тависа Кергского, прикованного к стене темницы, явится ему снова. Мальчик находился в Кентигерне, как он и опасался. На это указывало не само видение, а время, когда оно явилось. Именно туда отправился Тавис со своим отцом, и Гринса не сомневался, что повторное явление зловещей картины означает, что пророчество сбылось. Он обладал незаурядным магическим даром, которому давно привык доверять в делах такого рода.

— Почему так скоро? — прошептал он, оборачиваясь и бросая взгляд на постель. — Почему мы не можем побыть вместе чуть дольше?

Словно в ответ, по городу прокатилось эхо от раскатистого удара грома.

Предсказание уже стояло между ними, подрывало доверие, столь нужное обоим, подобно волнам океана Амона, подтачивавшим известняковые скалы Везирнийской Короны. Конечно, Кресенна понимала, что он не может рассказать ей о видении, явленном Кираном, — ведь она сама была предсказательницей. Но всякий раз, когда у Гринсы портилось настроение, она спрашивала о пророчестве, вероятно памятуя о глубокой тревоге, в которой он пребывал после Посвящения Тависа в первые дни их близости.

Гринса признавал, что у нее есть основания для расспросов. Мысли о пророчестве не покидали его с тех самых пор, как Тавис ранил своего вассала. Он хотел, чтобы видение послужило предостережением и позволило Тавису приготовиться к событиям, уготованным судьбой. Безусловно, он показал мальчику картину безобразную, даже жуткую. Но изначальное пророчество Кирана вызвало бы много вопросов, не дав никаких ответов. С одной стороны, оно, возможно, побудило бы Тависа сделать выбор, который изменил бы его собственную жизнь и весь ход событий в Прибрежных Землях. С другой стороны, оно наверняка заставило бы Гринсу раскрыть свою тайну. Тогда он был уверен, что для мальчика, для него самого и для страны будет лучше, если он поступит именно так, а не иначе.

Но после всех событий, случившихся впоследствии, эта уверенность испарилась, и в душе осталось сомнение, наполнявшее Гринсу страхом и раскаянием. Тавис достиг возраста Посвящения, но все равно оставался еще незрелым юнцом. Он не был готов к такому пророчеству, тем более что ожидал увидеть совсем другую картину предстоящих событий. Несомненно, видение глубоко потрясло мальчика, слишком гордого, чтобы довериться другу или родителям, и слишком юного и испуганного, чтобы мужественно принять подобный образ собственного будущего.

Лучше уж было привести молодого лорда в замешательство, чем в такой ужас.

Однако в сожалениях не было никакого толку. Гринса понимал, что должен покинуть ярмарку и как можно скорее добраться до Кентигерна. Подменив изначальное пророчество Кирана на другое предсказание, он избрал путь, связывавший его с судьбой Тависа.

«А как же твоя судьба, которую ты хочешь связать с этой женщиной?»

Она задаст тот же вопрос. Себе Гринса мог сказать, что такую дорогую цену он платит за неповиновение Кирану и за возможность сохранить свою тайну, — но что он скажет Кресенне? Несмотря на все задушевные разговоры, несмотря на страсть, воспламенявшую их ночи, и на любовь, которая все прочнее утверждалась в его сердце, Гринса до сих пор ничего не рассказал ей о себе — только признался, что умеет вызывать ветра и туманы. Он хотел было открыться Кресенне и несколько раз едва не сделал это, но всякий раз его что-то останавливало, и он начинал сомневаться в своей способности доверять и любить. Тогда Гринсе приходилось напоминать себе, что они всего лишь месяц вместе и у них впереди еще много времени.

По крайней мере он так считал.

Прохладный ветер шевельнул занавески на окне, и очередная вспышка молнии озарила комнату. Сразу же ударил гром, на сей раз громче и ближе к молнии, чем прежде.

— Не можешь заснуть?

Гринса повернулся, услышав голос Кресенны. Она сидела в постели, подтянув колени к груди.

— Да, что-то не спится.

— Гроза?

Он помотал головой:

— Нет, сон.

Казалось, она насторожила уши, словно волчица, почуявшая добычу. Самая ее поза неуловимо переменилась.

— Сон или видение?

Гринса мгновенно занял оборонительную позицию, несомненно, потому, что сон касался Посвящения Тависа. Снова оно вставало между ними. «Просто она тоже предсказательница, — сказал он себе. — Она понимает значение видений».

— Вообще-то видение.

— Оно имеет отношение к лорду Тавису, да?

— С чего ты взяла? — спросил Гринса. Но он не удивился. Кресенна успела хорошо его узнать.

— Я права? — спросила она, проигнорировав вопрос.