Остров перевертышей. Рождение Мары - Дарья Сойфер

Присутствующие переглянулись. Каждому пришлось вспомнить какую-то мелочь, чтобы подтвердить свою личность. Нанду — кодовый посвист, Брин — имена всех игрушек, Джо — экскурсию с Марой по острову, а самой Маре, — для галочки, — черную мамбу. Вукович и Эдлунд тоже обменялись понятной только им информацией.

Когда с этим покончили, хорватка предложила придумать кодовое слово и опознавательный знак. Нарисовала каждому на шее маленький треугольник, паролем сделали вопрос: «Ты уже придумал номер на летнее солнцестояние?», а отзывом — ответ «Да, танец драконов». Потом составили список тех, кто находился на острове. Сигрун была права: в каникулы торчать в пансионе было мало желающих. Венсан и Смеартон, Крианян и Коломбо, Густав и миссис Чанг. Плюс несколько учеников.

— Мы приехали вчера, — сказала Вукович, постукивая ручкой по списку. — Селия могла прибыть только после нас. Густав не собирался снова в Стокгольм?

— Сегодня собирались вернуться Кавамура и Дзагликашвили. И кто-то из студентов… Кажется, Ханна и Кевин…

— Тогда у нас две задачи, — хорватка поправила очки. — Первая — проверить тех, кто сейчас на острове. Если Селия решит перевоплотиться снова после прибытия, нам будет легче ее опознать. Вторая — проверить тех, кто приедет сегодня. Рассказывать всем подряд, что происходит, не надо, иначе кто-нибудь все испортит. Брин, Джо, поговорите с ребятами. Придумайте что-то… Как это у вас называется…

— Флешмоб? — подсказал Нанду. — Они оба ботаники, их никто слушать не станет. Лучше я.

— А кто тогда займется почтой?

— Это потом, — отмахнулся профессор. Я еще свою не проверял, вдруг письмо сохранилось. Фернанду прав, Мила. Пусть он тоже займется студентами с Бриндис и Джо. Только держитесь вместе, и если у вас появится хоть малейшее подозрение, сразу звоните мне или мисс Вукович. А мы пока проверим взрослых.

— А я? — Мара с готовностью расправила плечи.

— Нет, — хором отрезали Эдлунд и Вукович.

Профессор уступил слово даме.

— Ты не выйдешь из лаборатории, — отчеканила хорватка. — Ни за что. Я не позволю тебе рисковать.

— Но почему тогда им можно? — по-детски обиделась Мара.

— Потому что убить хотят не их, а тебя. Это не обсуждается. Я дам тебе телефон, но высунуть нос даже не пытайся.

Девочка обреченно прошествовала в новую тюрьму. Длинные металлические столы, компьютеры, микроскопы, аппаратура… И здесь, в безликих холодных стенах зародилась ее жизнь? Была ли у этой жизни хоть какая-то ценность кроме научной? В просвете закрывающейся двери в последний раз мелькнули сочувствующие лица ее друзей, и Мара осталась одна в оглушающей тишине. Ноздри щекотал острый химический запах. Она чихнула и подошла к окну: фигуры Брин, Джо и Нанду двигались к четвертому домику. Наверное, пошли проверять Альфреда, австралийского парня. Последнего, в кого бы стала трансформироваться Селия.

Мара поежилась. Как она могла быть такой идиоткой? Поверила приятной гаитянке с первой же секунды. Убийца… Хладнокровно и жестоко расправилась с человеком, только чтобы скрыть собственный грешок… Но почему? Что Эдлунд мог ей сделать? Уволить? Она сама уехала с отцом через полгода после убийства… Тем более, он только обрадовался, когда узнал, что Мара — результат его эксперимента. Нет, все это вызывало кучу вопросов.

Например, Эдлунд. Какой смысл было скрывать от него свой поступок? Он был бы счастлив найти живой бесплатный инкубатор. Да и не могла Селия помочь Лене по доброте душевной. О какой доброте может идти речь, если она заживо сожгла человека и пыталась сделать то же самое с маленьким ребенком? Раздвоение личности? Такое вообще бывает у перевертышей? Вряд ли. Кто-то бы заметил.

Нет, тут было что-то другое. Мара терла виски. Думай, думай, думай… Если Селия хотела во что бы то ни стало скрыть пропажу, Лена взяла не просто пробирку. Она взяла важную пробирку. Но какую?

Взгляд беспомощно метался по лаборатории. Аппаратура, микроскопы, пробирки, склянки с заспиртованными органами, железная тумба. В такой хранилось ее личное дело… Точно! Это ведь несгораемый шкаф? Там должна быть картотека или журналы экспериментов или как там ученые называют свои записи? Может, Эдлунд наговаривал все на диктофон? В фильмах так делают. Жаль, если по-шведски… Мара подергала ящики — закрыты. Надо же быть таким параноиком! На лаборатории замок с отпечатком пальца, как в банковском хранилище, так он еще и тумбу запер! Что он там прячет? Трупы? Она раздраженно пнула нержавейку, забыв про щиколотку. Тихонько заскулила от боли, прикусила губу. Вот черт! Сидит тут, как тюфяк, пока они ловят Селию… Она подкатила крутящийся стул, села, баюкая лодыжку. И застыла, зацепившись взглядом за компьютер. Как же она сразу не додумалась?!

Торопливо подъехала к столу, нажала на круглую кнопку, монитор приветливо подмигнул голубым огоньком. Она ждала. Буквы, буквы, буквы… Так, загружается… Мара скрестила пальцы — нет. Пароль. И все равно, попытаться стоит. Какой он мог поставить пароль? Швеция? Стокгольм? Линдхольм? Эти дурацкие сухари, как их, knackebrod? Кнакербред. Как если бы она установила себе на почту щи и балалайку. Нет, у нее была мама и год ее рождения. Минутку, а вдруг он сделал то же самое? Не маму, конечно, а, допустим, Иниру? Как там ее? Заглянула в телефон, проверила снимок Брин из маяка. Инира Нанук. Попробовала так и эдак… Вошла с шестого раза: инициалы и годы жизни.

Не веря своей удаче, Мара изучала десятки папок. Какие-то странные названия, наверное, коды. Попробовала открывать наугад — документы, таблицы, графики… Ну что за дряньство! И тут ее осенило — нужны не названия, а время! Отсортировала по дате создания — и вуаля. Девяносто восьмой год. «Гусеница»? Серьезно? Вот это фантазия. Коконы, бабочки… Поэт! Под ложечкой заныло от волнения и страшно захотелось что-нибудь зажевать. Потом, потом, где-то здесь должен быть ответ…

Она открывала файлы — снимки клеток под микроскопом… Серые кружочки — два, четыре… Наверное, процесс деления. У каждого снимка свой номер. Вот, файл с таблицей. Номера, группы крови, какие-то даты и фамилии. Неужели, это он? Список доноров? Пробежала глазами и на последней строчке замерла. Сердце пропустило удар, в голове зашумело, и она стиснула зубы так сильно, что только по металлическому привкусу поняла, что прикусила язык. Потому что в нижней ячейке значилось: Инира Нанук. Группа крови — IV (+).

Так вот, откуда черные волосы? И облик того парня… Наверное, она превратилась не в отца, а в родственника, ведь если бы и отец ее из эксимосов, она не стала бы метисом. Или это всего лишь совпадение? Нет-нет, больше никаких фантазий. Подойдет к Эдлунду и спросит прямо. Пусть он проводит тесты, а до тех пор ни в чем нельзя быть уверенной… Мара не сдержалась, полистала снимки в телефоне, нашла фотографию Иниры. Красивая. И кажется доброй. Наверняка, она. Иначе и быть не могло: из всех доноров именно тот, кого нет в живых. Две мамы, и обе мертвы. Причем первая погибла за три года до рождения дочери. Остается надеяться, что Эдлунд найдет записи об отце.

На всякий случай Мара попыталась отыскать какие-нибудь снимки Иниры в компьютере профессора. На его жестком диске хранились огромные архивы фотографий, сотни папок с датой вместо названия. Девяносто девятый… Открыла — множество людей в черном. Похороны Иниры. Пасмурный день, мокрая каменистая почва, длинные плащи и сложенные зонты. Вот Эдлунд. Бледный, под глазами круги, такой худой… Рядом его отец — одно лицо, если бы не седина и очки. Молодая Улла Дальберг. И много людей, похожих на Иниру. Эскимосы, кажется. Старик, наверное, ее отец. Какой-то парень держит его под локоть… Что-то знакомое… Мара схватилась за телефон, открыла снимок с собственной трансформацией. Это он! Один в один. Она перевоплощалась в брата Иниры. Сомнений быть не может. Она — дочь Иниры Нанук.