Зульфагар. Меч халифа - Николай Стародымов

— Шани, Шани, ну почему же вокруг так много дураков! — выпив, вдруг неожиданно, искренне, тоскливо и трезво произнес Аргун. — Неужели они ничего не понимают, что творят?.. — однако кто и чего не понимает, уточнять не стал.

Зульфагар вновь промолчал. С одной стороны, его настораживало, даже тревожило непривычное состояние начальника. С другой, было любопытно, что же за таинственное задание его ожидает. Интересовало и то, кто же это, столь таинственный, должен появиться… В общем, полная какофония чувств, которые только могут вместиться в душу человека, оказавшегося в подобной нестандартной ситуации.

…Нет сомнения, что они оба крайне удивились бы, подслушав разговор, который в это же время происходил в доме, где проживал Мустафа.

— Идиоты! — процедил сквозь зубы резидент исламистанской разведки, без малейшего уважения стащив с головы непременную чалму и швырнув ее в угол. — Кретины!..

— Это в шифровку?.. — усмехнувшись, начал было его секретарь и наперсник, посвященные во многие секреты своего шефа, а потому позволяющий себе иногда быть фамильярным.

Однако сейчас, напоровшись на яростный взгляд Мустафы, подавился своей шуткой и попытался было боком выскользнуть из комнаты.

— Ну как они не хотят понять, что сейчас все это еще рано? — едва не с отчаянием воскликнул разведчик. — Только все дело загубят!.. А пользы — пшик!..

— Это вы о ком? — осторожно поинтересовался секретарь.

Он не знал, как в такой ситуации правильнее было бы поступить: выйти-таки из помещения, оставив шефа наедине с его яростью, либо же остаться, подвергая себя риску оказаться в роли мальчика для бития.

Он бы здорово удивился, узнай, что Мустафа также в растерянности. Резидент знал, понимал, осознавал, что совершается грандиозная ошибка, что примитивно рушится все тонкое, скрупулезно строившееся дело, ради которого он, Мустафа, тут в забытой Аллахом Чечне, прозябает — и ничего не может поделать, чтобы эту ошибку предотвратить! Несомненная книга четко указывает на то, что Аллах одобряет только оборонительные войны, войны только в защиту исламского мира — читай суру 47, которая так и именуется, «Муххамед»… А эти нахватавшиеся верхушек ислама молокососы пытаются нападать! И снова кровь, кровь, кровь… Снова на мусульман, которые в глазах христиан составляют единое целое, начнутся гонения… Нельзя так, нельзя!

Прав, на сто процентов был прав старый знакомец Мустафы великий умница Туран Язган — Россию нужно не воевать, Россию нужно разлагать изнутри! Благо, внутри нее так много тюркских мусульман! Она постепенно сама развалится, в то время как удары заставят ее лишь сплотиться, собраться, сконцентрироваться.

Рано, рано, рано пытаться ее, Россию, добивать! Сегодня она еще может и огрызнуться!..

Мустафа какое-то время невидящими глазами смотрел на секретаря. Потом двумя руками с силой провел по лицу. Словно стараясь стереть с него гнев.

При необходимости уметь мгновенно обуздать свой гнев — немаловажное качество профессионального разведчика.

— Что Мансур? Не объявлялся? — не отвечая, поинтересовался он.

— Нет… Еще нет, — осторожно отозвался секретарь, не зная, какой ответ предпочел бы услышать шеф.

— Ладно… — устало сказал Мустафа. — Иди! Кто бы у меня ни находился, в любое время суток Мансура ко мне проведешь сразу.

Он вдруг подумал, что, занятый мыслями о разгроме лагеря, допустил ошибку, отпустив Мансура в прошлый раз и не проверив тотчас сигнал о Хамиде. А теперь придется ждать, пока тот объявится сам… А вдруг Мансур испугается, скроется и вообще не объявится?.. Что-то за этой историей стоит… А ведь и в самом деле стоит — до сих пор интуиция его не подводила… Только вот что?

— А вообще-то, лучше сам мне его разыщи! — вдруг решил Мустафа. — Что у него там, в самом деле?..

Естественно, ни Аргун, ни Шанияз об этом эпизоде не знали. Кто его знает, быть может, если бы Мустафа и Аргун могли только предположить, что на ключевой вопрос, по поводу которого они оба настолько расстроились, у них одинаковая точки зрения, они оставили бы вражду, хотя бы на время, и попытались объединить свои усилия? Быть может, если бы они встретились и поговорили, вся ситуация дальше пошла бы развиваться по иному сценарию и тысячи людей остались бы в живых?.. Или их взаимная неприязнь даже в этом случае не позволила бы им вступить в союз, хотя бы кратковременный?..

Впрочем, о чем тут судить, коли ни один ни другой о точке зрения друг друга не знали?..

Человек, которого ждал Аргун, появился скоро. Он решительно, уверенно вошел в дверь, мгновенно охватив взглядом всю открывшуюся перед ним картину.

— Ну-ну, — только и сказал он, чуть ухмыльнувшись, увидев початую бутылку.

Впрочем, ухмылка была понимающая, отнюдь не осуждающая.

Между тем Зульфагар смотрел на вошедшего во все глаза. До сих пор этого человека ему доводилось видеть только на экране телевизора, да фотографиях на газетных полосах. Это был один из первых лиц Ичкерии, герой войны 1994-96 годов, генерал, кавалер ордена Къоман сий (Честь нации), а нынче еще и министр…

— Здравствуй, брат, — министр дружески обнял Аргуна. — Давно не виделись… — Протянул руку для пожатия Зульфагару: — Это и есть твой протеже? — небрежно спросил через плечо.

— Да, — жестом указывая на кресла, отозвался хозяин кабинета.

— Так ты, значит, за него ручаешься? — усаживаясь, спросил генерал, пытливо разглядывая вытянувшегося капитана.

— Да. Полностью, — твердо отозвался Аргун.

— Ну что ж, твое слово дорого стоит…

Несмотря на произведенный появлением министра эффект, Зульфагар сразу уловил некоторую картинность происходящего. Если бы его кандидатура для выполнения некого задания ни была обсуждена заранее, столь высокий гость здесь просто не появился бы. А следовательно весь этот патетический диалог состоялся лишь с целью произвести впечатление на него, Шанияза. Чтобы он, значит, проникся и осознал.

Кто его знает, может министр это и сам понял. Или прочитал легкую усмешку в глазах Хамлаева… Во всяком случае, он резко сменил тему и тональность разговора.

— Ты садись, садись, — махнул он рукой Шаниязу. — Ты еще не знаешь, чем тебе придется заниматься в ближайшее время?

— Нет, — коротко отозвался тот.

— Хорошо, — генерал чуть повернул голову к Аргуну, чуть кивнул головой в сторону бутылки: наливай, мол, чего просто так сидишь… А сам опять уставился на капитана. Смотрел в упор, испытующе, оценивающе. — Так ты себя называешь Зульфагаром?

— Да.

— Не боишься?

— Чего? — искренне удивился Хамлаев.

— Ну как чего? Это же так просто… Имя звонкое, гяуры его легко запомнят, как бы не объявили тебя в федеральный розыск… А то и Интерполу сдадут… С другой стороны, для каждого правоверного мусульманина слово «зульфагар» священное, а потому каждый твой недостойный мусульманина поступок станет широко известным… Не боишься?