Дело о старинном портрете - Катерина Врублевская

— У меня есть идея! — воскликнула я. — Этот шантажист подходил и к Улиссу тоже, а значит, Улисс сможет его нарисовать. И еще мсье Бертильон говорил мне что-то о словесном портрете. Можно попробовать составить такой портрет и вывести шантажиста на чистую воду!

Неожиданно раздалось утиное кряканье — это мальчишки нажали на резиновую грушу, находящуюся справа от руля автомобиля.

— Пойдем, Полин. Я отвезу тебя домой. — Доминик поднялся со скамьи. — Мне пора на бульвар Майо.

Обратный путь я перенесла значительно легче. То ли я уже привыкла к тряске, то ли дорога была лучше. Автомобиль быстро несся вниз по пологому склону холма, из-под колес летели комья грязи, а несколько собак бросились нас догонять, словно увидели огромную удирающую кошку. Я уже не обращала внимания на тряску и сажу, а наслаждалась удивительным ощущением скорости, когда горизонт мчится тебе навстречу и его не загораживает лошадиная задница…

Около дома нас ждал взволнованный Улисс. Из окон выглядывали привлеченные шумом автомобиля постояльцы.

— Полин, наконец-то! Где ты пропадаешь?! Я все выяснил! — бросился ко мне Улисс.

— Что ты выяснил?

Теперь я знаю, что обозначают пятна и линии на картине Андре! Это вход в катакомбы. На картине, которую рисовал Андре, показан путь в подземелье поверху — это дорога между публичным домом «Ла Гурдан» и театром «Ренессанс», а его сумасшедший приятель начертил план подземелий с входом из «Порт-Сен-Мартена». Надо срочно идти туда!

— Улисс, почему такая спешка? — спросил Плювинье, раздосадованный тем, что на его автомобиль швед не обратил ни малейшего внимания. — Эти катакомбы уже триста лет как выкопаны, неужели с ними что-то случится, если ты опоздаешь?

— Сара Бернар начала в театре ремонт. Когда я пришел, каменщики уже собирались замуровывать отверстие в фундаменте. Я еле упросил их повременить и прибежал за тобой, Полин. Пойдешь со мной?

— Ты еще спрашиваешь! Только переодену это измазанное платье. Подождешь?

— Не надо! Ты думаешь, в каменоломнях чище? Доминик, отвезешь нас на Большие бульвары?

Наконец-то Улисс заметил новейшее средство передвижения, но отнесся к нему так, будто ежедневно ездил в свою мастерскую на автомобиле.

Репортер, обрадованный тем, что в его услугах возникла необходимость, согласился нас довезти. Но поскольку сам торопился, скорость развил сумасшедшую.

Как было страшно! Автомобиль трясло и подбрасывало, нам вслед летели проклятья и оскорбления прохожих, а я сидела ни жива ни мертва и только прижимала к груди сумочку, в которой лежали пенсне, несколько франков и бальзам горничной Веры. Через двенадцать минут мы были на Больших бульварах, около театра «Ренессанс».

— Ты с нами? — крикнул взлохмаченный Улисс Доминику, спрыгивая с автомобиля и помогая мне сойти.

— Нет, мне нужно вернуть Эмилю машину, а потом я приду сюда и буду дожидаться вас тут. Удачи!

Автомобиль взревел, выпустил клуб черного дыма и исчез из виду.

Улисс взял меня за руку и потащил по театральным коридорам. Я не сопротивлялась, только зажала в горсти юбку, чтобы не споткнуться и не упасть.

— Послушай, Улисс, прежде чем мы полезем в какую-то дыру под землей, объясни толком, что происходит.

— Сейчас… — Он нырнул за пыльную портьеру, завернул за угол, и мы оказались перед стеной, в которой зияло отверстие высотой в аршин. Рядом были свалены кирпичи, неподалеку стояло ведро с известью. — Сейчас ты все поймешь. Я пришел в театр и увидел, что в нем идет ремонт. Пока переделка не затронула зал и сцену — рабочие занимаются складскими и подсобными помещениями, но времени у нас в обрез. Помнишь две перекрещивающиеся линии на картине, идущие от пятна с надписью «Ренессанс»? Скорее всего, они обозначают внутренние коридоры за сценой, а точка их пересечения, выделенная красной киноварью, — некое важное место. Я пошел по коридору, вышел к этой стене и увидел каменщиков, собирающихся заделывать отверстие. Насилу упросил их повременить и кинулся за тобой.

Улисс вытащил из кармана свернутый в трубку план и ткнул пальцем в точку пересечения линий рядом со знакомым пятном.

Я вдруг вспомнила о крысах величиной с теленка, утащивших собаку лавочника, и мне стало не по себе.

— Страшно, Улисс. А вдруг там нечисть какая? Сожрут ведь.

Как угодно, — сухо ответил Улисс. — Я бегаю, разыскиваю, а ты сомневаешься. В конце концов, Андре был твоим другом, а не моим, и именно ты хотела найти его убийцу. Только получается, что ты хочешь это сделать чужими руками. А мне нужно, чтобы ко мне не цеплялись разные проходимцы и не мешали жить. Все, будь счастлива, мне пора.

Я была в отчаянии. У меня не хватало решимости полезть в эту дыру.

— Улисс, подожди, не уходи! Я не хотела тебя обидеть.

— Ты не обидела, просто я умываю руки и иду в полицию. Там нарисую портрет господина, который подходил ко мне в пивной, и сообщу, что меня шантажируют. А здесь пусть все замуровывают. Кому интересно, что нарисовал какой-то русский художник? Прощай!

В этот момент в коридоре появились рабочие-каменщики. За ними, чуть прихрамывая, шла худощавая дама лет пятидесяти в облегающем платье. Увидев ее, Улисс переменился в лице.

— Что здесь происходит? — строго спросила она.

— Мадам Бернар, позвольте представить вам мою спутницу, мадам Авилову, — сказал Улисс с таким благоговением, что мне стало неловко. — Она гостья из России и интересуется парижскими катакомбами. Вот, привел ее сюда, к вам.

Сара Бернар — я сразу узнала ее по описанию художника — скептически осмотрела мое платье, выпачканное в саже от автомобиля Плювинье, чуть поморщилась и надменно произнесла:

— В Париже множество входов в катакомбы. Отведите мадемуазель на площадь Данфер-Рошро. Оттуда совсем недалеко до Ротонды Берцовых Костей[46], надеюсь, вам известно это место. Почему вам понадобился вход именно из моего театра?

— Позвольте мне сказать, мадам Бернар. Я счастлива видеть несравненную Сару Бернар! — воскликнула я, покривив душой лишь самую малость. — В Санкт-Петербурге о вас до сих пор ходят легенды. Признаться, самой мне не довелось побывать на спектакле с вашим участием, но мой отец не перестает вспоминать и восхищаться гениальной Сарой Бернар в роли Маргариты Готье. Он стоял на лютом морозе с красными тюльпанами, купленными на последние деньги, чтобы увидеть вас еще раз после спектакля.

Конечно же, я приврала и о красных тюльпанах, и о последних деньгах, но игра стоила свеч. Как только передо мной появилось препятствие в виде актрисы, мне сразу же страстно захотелось попасть в катакомбы.

— Кажется, я припоминаю вашего отца, любезная мадам Авилова, — улыбнулась актриса, и ее лицо смягчилось. Конечно же, она лукавила, но сделано это было с таким очарованием, что я невольно поддалась бы ему, если бы не знала, что разговариваю с самой гениальной лицедейкой нашего времени. — И все же, почему вас заинтересовал именно этот вход в катакомбы?