Швейцарские горки. Испанский сапог - Александр Звягинцев

– Нет. Я им вплотную не интересовался. Это была не моя епархия. Да и не до него было. – Отец внимательно посмотрел на Ледникова. – Ну, будем считать, что лирическая прелюдия завершена, вечер воспоминаний подошел к концу. Так что было нужно этому недостойному потомку славного адвокатского рода Келлеров от тебя?

– Ты не поверишь, но он предлагал мне сотрудничество.

– И какого рода?

– Ну, скажем так, удерживать госпожу Согдееву от неразумных поступков, если она будет обращаться за содействием… Всего-навсего. Причем, именно только если будет обращаться сама.

– И?

– Разумеется, я ему ничего не обещал.

Отец покачал головой:

– Что-то это все мне сильно не нравится. Тебя зачем-то пытаются втянуть в чужую игру, где тебе к тому же не известны главные игроки…

– Ну, кое-кто известен. Во-первых, это наша las Meigas… Затем госпожа Морьентес и ее защитники. Собственно, не известен лишь третий – тот, кого представляет Келлер-джуниор…

– Тебе все это нужно?

– Нет, конечно. Но что я могу сделать? Они просто приходят и просят о помощи или содействии. Я посылаю их подальше… Вот и все.

Расставшись с отцом, Ледников решил выполнить данное ему обещание – погрузиться в жизнь настоящего отдыхающего, которому все по барабану. Для этого он приобрел толстую испанскую газету, а потом нашел пустую скамейку под пальмой. Устроившись на ней, он принялся методично изучать газету, как какой-нибудь очумевший от безделья отдыхающий изучает московские газеты в Сочи или Крыму.

Начал он, разумеется, с футбола. Узнав все об очередном витке великого противостояния «Реала» и «Барсы», он углубился в статью, которая извещала, что в ближайшее время парламент Каталонии запретит корриду на своей территории. Ибо это варварское зрелище, развращающее людей. Однако, как подмечал журналист, депутаты руководствуются скорее не любовью к животным, а политическими соображениями, желанием отмежеваться от всего, что в мире отождествляется с Испанией. Ведь в Испании корриду называют «национальным праздником», что самолюбивым каталонцам совсем не нравится. Коррида сближает их с остальными испанцами, а ведь Каталония была и будет более прогрессивной, культурной и европеизированной, чем другие провинции.

За всем этим обычный сепаратизм: отказываясь от того, что называется «corrida», Каталония сохранила «correbous», то есть «бегущий бык». Это не национальное, а именно каталонское развлечение, в основе которого – наслаждение от издевательств над тем же самым быком. Сие развлечение практикуется в разных видах. Один из них заключается в том, что животному на рога цепляют «bou embolat» – «горящие шары». Бык, обезумевший от дикой боли, причиняемой его мозгу от горения рогов, бежит по улицам города и сносит все на своем пути в отчаянной попытке убежать от пламени.

Из-за ограждений за ним весело наблюдает прогрессивный, культурный, европеизированный каталонский народ. Дикому ликованию нет предела. Это шоу привлекает огромное число туристов, жаждущих в XXI веке посмотреть на подобную диковину. А туристы – это деньги, замечал автор, который явно был болельщиком «Реала», а не «Барсы». Зажег быку рога, пустил его по улицам города и греби деньгу – дешево и сердито. Сберегли каталонцы и другое развлечение – сбросить бедное животное в море, чтобы веселиться, наблюдая, как бык пытается спасти свою жизнь. Такие праздники проводятся во многих каталонских поселках, и для их отмены требуется гораздо больше любви к животным и политической смелости, чем для отмены «национального праздника» Испании, грустно усмехался автор.

Уразумев, чем принципиально в глазах каталонца различается «corrida» от «correbous», Ледников вздохнул, посмотрел на безоблачное небо и снова погрузился в чтение.

На сей раз его внимание привлекло небольшое эссе известного испанского писателя. А писал он о том, что население Испании неумолимо сокращается, что скоро испанцы превратятся в самую дряхлую нацию на земле. А в это время население южных соседей, того же Марокко, столь же стремительно растет, как и желание есть и жить так, как едят и живут в Испании, стране, где для сбора овощей нужно ввозить эквадорцев, а починить кран в ванной может только польский сантехник… Удивительное дело: университеты каждый год выбрасывают миллионы безработных без малейших перспектив, но днем с огнем не сыщешь белого каменщика… Чтобы исправить положение, придется открыть страну для иммигрантов, причем без всяких ограничений. Они не только не помешают, они – спасут. Испанцам волей-неволей придется принять всех этих африканцев, мавров, латиносов, украинцев, что тянутся в страну в поисках счастья, пророчествовал писатель, они смешаются с нашими детьми. В Испании появятся полицейские-негры, клерки-мексиканцы, военные мавры, как в других странах. Что-то мы потеряем, а в чем-то непременно выиграем. Испания получит новые силы, чтобы существовать и развиваться.

Наши внуки сойдутся с африканцами и туарегами, правнучки будут синеглазыми мулатками с гибкими колумбийскими телами… А все эти ревнители расовой чистоты могут отправляться ко всем чертям. Нравится им или нет, но в один прекрасный день их дочь забеременеет от жениха-перуанца, а какой-нибудь Родриго Кортес назовет свою внучку Долорес Абдулла Нгобо…

Впечатлил финал эссе. А подавать испанским националистам судно в доме престарелых будет уж точно араб, предрекал автор. Вот ему-то пусть и рассказывают о методах «лингвистического погружения» и прочих способах приобщения к испанской культуре. Посмотрим, станет ли он слушать!

Тема была знакомой. Ледников и сам теперь просыпался по утрам в Москве от криков на каком-то азиатском языке и скрежета, сводившего зубы. Это дворники, завезенные московскими властями с каких-то гор, обсуждая что-то свое родное, везли московский мусор на какой-то самодельной тележке, живо напоминавшей о временах самого раннего Средневековья.

С ними вести разговоры о «лингвистическом погружении» было столь же продуктивным занятием, сколько и с арабом, приносящем судно в испанском доме престарелых.

Ледников не успел погрузиться в размышления о грядущих перспективах великого переселения народов, которое обуяло весь мир, потому что почувствовал на себе чей-то взгляд.

Он поднял глаза, и у него вдруг сжалось, а потом сильно забилось сердце. Темноволосая женщина сидела в остановившейся в нескольких шагах от него открытой «мазде», положив вытянутые руки на руль, и смотрела на него. Он снова поразился ее сходством с Разумовской. Если бы она вдруг насмешливо сказала что-то вроде: «Мальчуган, тебе что, особое приглашение нужно?» – он бы ничуть не удивился.

Но женщина ничего не сказала. Она просто вышла из машины и пошла в его сторону. И походка у нее была что надо, как выражаются некоторые деятели искусств, волнительная…

Нурия села рядом и с улыбкой сказала:

– А вы теперь вылитый добропорядочный буржуа на отдыхе, которому ни до чего нет дела… «Черт подери, она разговаривает со мной так, будто мы давным-давно знакомы». Мало того, словно он перед ней в чем-то провинился и даже что-то там должен.