Инкуб с трамвайной остановки - Оксана Алексеева

в восторге от ребят из девятого отряда, именно к ним я и пойду служить.

Риссая пока не приняла решения:

– Сильно сомневаюсь, что вообще хочу стать магикопом. Но Талья права: если уж и работать в сверхполиции, то лучше делать то, что мы делали сегодня в конце приключения, а не в его начале. До того, как мы начали кого-то спасать, мне хотелось оказаться в любом другом месте, а не здесь.

Диминик не расстроился и не принялся настаивать – просто задумался. Наверняка просчитывал варианты, кого ему точно удастся уговорить. Мы ему нужны были лишь для массовки. Зато разговор привел к двум выводам. Я могу держать разум в узде, даже будучи в него влюбленной, без прямых атак инкуба это чувство просто грело, но не выжигало. А Риссаю уже заметно отпускает, еще полмесяца назад она бы и не сомневалась. Но пусть Диминик создает свою команду – потом посмотрим, чей отряд окажется сильнее: наш девятый или его десятый.

Глава 24

– Это самая тупая на свете работа! – заорала Маринка вместо приветствия. – Ненавижу! Ненавижу просто! Я ног не чувствую, плечи отнимаются, а в кармане все равно копейки!

Я, невзирая на ее настроение, улыбалась от уха до уха, протягивая артефакт – медальон на цепочке:

– Марина, сегодня ты увидишь Вахарну. Я десять раз уже проверила: сверхзаконом это не запрещено, просто возможности почти нет. Николас рвался со мной, чтобы увидеть твое лицо от подобной новости, но его срочно вызвали на службу.

– Ничего не поняла… – она замерла. – Как?

– По дороге объясню, собирайся – и лучше выбери юбку! – поторопила я. – В Вахарне женщины носят брюки только в том случае, если одним кулаком могут отбиться сразу ото всех троллей. И ресницы накрась! Я как раз на лицо Николаса хочу посмотреть, когда он тебя там увидит!

Подруга собралась быстро, мы уже выбежали в подъезд, но нас остановил звонок на мой телефон.

– Мам?

– Живо домой! – закричала она очень строго.

– Что случилось? – испугалась я. – Вы с папой в порядке?

– Это зависит от итогов нашего разговора, прогульщица! Чтобы через полчаса была!

Я не могла припомнить ее в таком настроении, но о причине назревающего скандала уже по обращению догадалась. Марина тоже притихла, однако поехала со мной для моральной поддержки. Но перед подъездом затормозила:

– Лучше я здесь тебя подожду, – она тоже выглядела перепуганной. – Не хочу смотреть, как предки будут тебя убивать.

Мне пришлось идти, а куда бы я делась? И такой ругани эта квартира, в которой я провела всю жизнь, ни разу не видела. Даже отец, который обычно являлся образцом спокойствия, кричал так, что стены дрожали. До родителей все-таки дозвонились из универа, ввели в курс дела – и разрушили их гармоничное неведение.

Папа кричал:

– Две недели до сессии, а ты на учебе с начала марта не появлялась! Где ты была три месяца?! Это форменная безалаберность!

– Не она, пап, – я оправдывалась, вжав голову в плечи. – Просто я…

– Именно безалаберность! – вступила и мать. – Мы считали тебя взрослым человеком, а не глупым подростком! Боюсь, что мы и сейчас об этом не узнали бы, если бы ты не подвела свой факультет, не явившись на концерт в честь Дня Победы!

Вообще-то, странно, что на меня вообще рассчитывали. Да, я обычно выступала на всех университетских торжествах, но я не появлялась ни разу задолго до этого концерта! Просто у нас так заведено: за учебу отвечают одни люди, а за организацию культурных мероприятий – совсем другие. Последние и проявили чудеса ответственности, все же дозвонившись до моих вечно занятых родителей. Маринка преподавателям на парах врала, что я заболела, но за такое долгое время кто-то должен был очнуться…

Так, ладно, надо что-то говорить, иначе они никогда не успокоятся:

– Мам, пап, я просто поняла, что не хочу становиться юристом. – Придумала неплохую отговорку и вплела ее: – Я мечтаю петь, записалась в одну группу, мы пока только репетируем, но…

– Репетируют они! – снова взвилась мать. – Хотела заниматься музыкой – так занималась бы! Но ты даже музыкальную школу бросила! Решила стать адвокатом – пожалуйста! И на сколько тебя хватило? Ничего в жизни не добиться, если просто болтаться от одной мечты к другой!

Я ощущала себя гадостно, но вины не чувствовала – я просто не могла дать им настоящее объяснение. И ответное раздражение тоже росло, я невольно ему поддавалась:

– Да не болтаюсь я, хватит уже!

– Нет, это не наша порода! – сокрушался отец. – Мы с Таней с детства знали свои цели и шли к ним без нытья и поблажек!

– Вот именно! – согласилась и мать. – Володя, между прочим, только с третьего раза в мед поступил! С третьего! И он не сдавался – он двигался в направлении, которое считал важным. Именно поэтому стал уникальным хирургом, к которому очередь на месяц вперед расписана! Не бывает иначе, Наташа, ты или выкладываешься на сто процентов, или остаешься навечно пустым местом!

Мне и слова вставить не давали, но отец теперь не кричал – он давил уничижительным тоном:

– Прямо сейчас ты поедешь в университет и будешь умолять, чтобы тебя до сессии не отчислили. Подтянешь хвосты, сдашь экзамены хотя бы на тройки – и тогда вопрос будет закрыт. Плевать, что останешься без стипендии, сейчас надо просто решить проблему.

– Не поеду, – произнесла я твердо, чем лишила их дара речи. – Это не та проблема, которую мне надо решать.

Мне в самом деле было жаль бросать универ, ведь когда-то я очень радовалась, что прошла на бюджетное место. Но я его уже бросила. У меня попросту нет возможности разорваться на две части!

После такого заявления отец повторил со злостью:

– Нет, не наша порода!

И это была последняя капля для моей выдержки:

– Конечно, не ваша, я ведь вам не родная дочь!

Сказала это – и тотчас зажмурилась, сразу пожалев. Я собиралась когда-нибудь поднять этот вопрос, но точно не так – не в скандале и не от раздражения. Мама замерла. Отец рухнул в кресло, разинув рот. И именно он собрался первым, сдавленно и без остатков нервов спросив:

– Откуда ты знаешь?

Это хорошо, что он не выбрал стратегию все отрицать. В любом случае ведь уже сказано, назад в горло не запихнешь, и лучше уж привести теперь к какой-то точке.

– Знаю, – просто ответила я, ощущая смертельную усталость. – И я веду себя так из-за сути моих настоящих родителей. Понимаете, именно из-за них я стала вашим разочарованием.

– Мне надо выпить, – отец произнес сухо и пошел на кухню.

Мама тихо плакала и причитала:

– Ты никогда не была разочарованием, Наташа, никогда не была…

Не представляю, как ей было больно сейчас. Но я подошла, обняла, десять раз подряд извинилась – хотя сама толком не понимала, за что именно. Вернулся отец, уже опрокинувший рюмку коньяка, я и для него повторила, как сильно их обоих люблю.

Но через полчаса, когда шок начал отступать, папа собрался и начал рассказывать:

– Тебя мужчина в больницу притащил, твой биологический отец. Мы с Таней вообще детей не планировали, но после подобного щелкнуло – этого ребенка нельзя бросать. Не после того, как умирающий отец смог доставить новорожденную дочку до больницы, хотя от боли уже вряд ли соображал.

– Умирающий? – у меня горло сдавило.

– Да. Тебя не бросали родители – их, похоже, убили. Мужчина поступил с колото-ножевыми ранами, у тебя – несерьезный порез. Вот этот твой шрамик над локтем только остался.

Я неосознанно потерла руку. А мне они объясняли, что я с качелей упала и поранилась. Но глупо винить их за ложь сейчас – особенно когда такие мелочи не имели большого значения. Папа продолжал:

– Мы боролись за его жизнь, но даже лучший хирург не бывает всесильным. Личность его установить не удалось. Расследование, конечно, проводили, но из того бреда, что он нес, нельзя было выловить ни одной зацепки. Полиция потом только связала – в Москве тем же вечером была перестрелка, восемь человек погибло, какие-то маньяки просто открыли огонь по прохожим. Твой отец, по показаниям свидетелей, как раз от того дома к ближайшей больнице и бежал.

– Перестрелка? – у меня что-то в подсознании