Двое из будущего. 1901 -… - Максим Валерьевич Казакевич

заметив, что овца затихла. — Надо еще пождать. Потом поможешь мне ее подвесить и шкуру снять.

Я впервые в жизни присутствовал при таком событии. И на меня это произвело огромнейшее впечатление. Видеть как хладнокровно, без малейшей эмоции убивают живое существо… Блин, храбрец хренов… Я не боюсь вида крови, самого не раз зашивали, видел ломаные руки и ноги и всегда я считал себя в этом плане психически устойчивым. Но вот сейчас, видя как умирающее животное, бессильно бьется, не желая прощаться с жизнью, я переменил свое мнение о себе. Все-таки я дитя другого мира, более гуманного или, я бы даже сказал, более сопливого, пускающего слюни по любому незначительному поводу. И только сейчас я в полной мере осознал, что до сих пор еще не вжился в эту эпоху, много во мне еще этой цивилизованной мишуры. И вот в связи с этим возникал вопрос, а смогу ли я участвовать в похищении Куропаткина. Даже если пройдет все гладко и не придется стрелять в человека? А если придется? Человек ведь не овца, он мне по ночам потом сниться будет.

А животное меж тем окончательно затихло и перестало биться. Голова повисла на веревке, остекленевшие, безжизненные глаза уставились в грязный угол сарая, а язык словно тряпка вывалился изо рта.

— Ну что, пойдем? — спустя какое-то время спросил Савва и, не дожидаясь моего ответа, принялся отвязывать тушу от столба. — Бери за задние, перенести надо. Вон туда…

Все-таки я взял себя в руки. Поджав губы, чтобы не было заметно моего потрясения, я помог Савке сначала подвесить овцу за подрезанную ногу, а потом и снять шкуру. И уже в самом конце, когда он бросил в таз самые лучшие мясные куски, я, немного придя в себя, спросил его о том, что занимало меня все время с момента нашего знакомства:

— Слушай, Савва. Ты же вроде небедный человек, отец твой тоже, так?

— Ну…, — невнимательно ответил он, ловко отделяя часть ноги по бедренному суставу.

— Я вот чего не пойму. Почему вы при себе скотину держите? Ведь мороки с ней столько, ухаживать за ней, а купить мясо и молоко на рынке вы всегда можете.

И тут он посмотрел на меня как-то свысока и, утерев лоб рукавом, ответил усмехнувшись:

— Сразу видно, что ты городской, Иваныч. Жил бы в деревне и знал бы, что такое голод, ни за что б от скотины не отказался. Она тебя при любом раскладе прокормит. Да хоть бы одним молоком и яйцами. И выменять на хлеб можно. А откажешься от нее и все — будто и нету тебя. Понял?

— Что, только из-за этого? Так ведь это же простая привычка.

— Сам ты «привычка», — недовольно буркнул Савва. — Городской ты, вот и все. А вообще я мясо тебе отделил, а дальше и без тебя сам справлюсь. Так что ты иди, готовь свой шашлык-машлык.

Я пожал плечами и оставил своего родственника разделывать тушу в одиночку, а сам принялся за любимое дело. И хоть здесь не было ни мангала, ни шампуров, но зато имелись кирпичи, с легкостью заменяющие емкость для углей и дровишки из которых можно настрогать на замену шампуров. И самое главное имелось свежайшее, еще теплое мясо, которое не требует никакого маринада. Лишь выдержать слегка в луке, пока прогорают дрова, да присыпать сверху солью. И уже через полчаса я собрал вокруг себя всю семейку Саввы. Даже пацаны, почуявшие вкусный запах, прибежали с улицы и с интересом закрутились возле меня.

Ну а потом был сытный обед и вкуснейший в моей жизни шашлык, который мы с Саввой запивали холодной водочкой. Мальчишки, сожравшие по два шампура, отвалились от стола со счастливым видом и, блаженно постанывая, уползли в дом переваривать. А мы, то есть я, Савва и Ульяна остались сидеть под ласковым солнцем последних теплых сентябрьских деньков и мерно беседовать. Болтали обо всем, о погоде, о столице, о делах в бизнесе, о делах семейных. Казалось, перебрали все темы, Ульяна как настоящая женщина трещала без умолку и задавала вектор разговора, а Савва аккуратно, искоса поглядывая на супругу, опрокидывал в глотку стопку за стопкой. И поэтому неудивительно, что в какой-то момент он вдруг отвалился от стола, решив сходить до ветру, и так и не вернулся. Как обычно хмель в голове потянул его на приключения. Может, вернется вечером и дай-то бог если целым. Любил он все-таки подраться. Я думал, что Ульяна забеспокоиться по этому поводу, запереживает, но ошибся. У нее имелась более важная миссия. Я это чувствовал все время. И вот, когда она решила, что лучшего момента ей не найти, отодвинула на край стола початую бутылку и проникновенным бархатным голосом, от которого меня бросало в дрожь, спросила:

— Ну и как тебе наш дом, Василий? Нравится?

Я лениво кивнул:

— Да, нравится. Хороший дом, основательный такой.

— В прошлом году ставили, — довольно сообщила она. — Целых семь комнат! Два этажа! И ретирадная как у тебя в столице. Савва настоял так сделать. Все как у настоящих аристократов.

— Ну, я-то не аристократ, — отмахнулся я, и последующая ложь у меня полилась сама собой. — И никогда им не стану. Я ж, Ульяна, из самых что ни на есть настоящих пролетариев. Бывший голоштанник, пузо к спине прилипало по-настоящему, а ботинки мои все время кашу хлебали. На заводе трудился как Папа Карло, не разгибая спины.

— Как кто? А кто это Папа Карло?

— Да был в моем прошлом один деятель, — выкрутился я, ленясь вспомнить в какие года был написан рассказ про Буратино. — Шибко трудолюбивый итальянец. Сынок у него потом сбежал с пятью золотыми, да на лихих людей нарвался.

— И что, убили его? — ахнула она.

— Да не, он их обхитрил, да обратно к бате вернулся с прибылью.

Похоже, что Толстой еще не написал свою историю про золотой ключик, иначе Ульянка точно бы о нем знала. И потому я, наблюдая за ее искренним сопереживанием, сдержал смех и решил не признаваться в розыгрыше. Некрасиво с моей стороны получилось. И решив сменить тему разговора, кивнул на ее «положение» и спросил:

— Когда ждете?

— К Рождеству, — ответила она довольно и погладила живот.

— Мальчик, девочка?

— Я девочку хочу. Да и тетка одна говорит, что по всему девка будет. Хватит уже мне пацанов. Сладить с ними не могу — сорванцы такие. Не слушаются меня, только Савву боятся и его ремня, — она тяжело вздохнула. — Но его часто дома не бывает. Все время либо в магазине, либо