Русь, откуда ты? - Сергей Лесной

«Влесова книга» же – оригинальный документ, созданный, несомненно, на Руси и состоящий по крайней мере из текста до трех печатных листов. Это дает значительно более полное представление о языке и его формах. Язык ее, безусловно, гораздо ближе к разговорной речи, чем язык религиозных христианских отрывков.

Напомним, что летопись Нестора была написана около 1113 г. и дошла в гораздо более позднем списке. Таким образом, язык «Влесовой книги» не менее чем на 250 лет старше языка несторовской летописи, а ее первые дощечки, вероятно, на века древнее.

4. «Влесова книга» – показатель высоты культуры в IX в. Существовала не только своя письменность, представлявшая собой упрощенную и видоизмененную греческую. Но существовала и писаная оригинальная история своего народа.

Русь IX в. была уже не варварской страной, а культурной, интересующейся своим прошлым и знающей его. Она уже прошла стадию истории в устах сказителей и переходила в стадию истории научной. «Влесова книга» совершенно разрушает ошибочные утверждения о примитивности культуры Южной Руси в IX в.

Что представляли собой «дощечки Изенбека»? На вопрос автора этих строк Ю. П. Миролюбов в письме от 11.11.1957 г. ответил следующее (дается в извлечении): «Первые дощьки я видел вот при каких обстоятельствах в двадцать пятом году. Встретились мы с Изенбеком у церкви на рю Шевалье в Брюсселе, и он меня пригласил к себе в ателье посмотреть картины… я заговорил о том, что мы живем за границей и что нет у нас под рукой никаких источников, а что мне нужен “язык эпохи”, что я хотел бы писать эпическую поэму о Святославе Хороборе, но ничего нигде не могу о нем даже приблизительно похожего на упоминание найти!..

– А зачем тебе “язык эпохи”? – спросил он.

– Как же? Ты пишешь, тебе нужны мотивы орнаментов Туркестана, а мне не нужен язык эпохи?

– А что тебе именно нужно?

– Ну, хотя бы какие-либо хроники того времени или близко того… Здесь даже летописей нет!

– Вон там, в углу, видишь мешок? Морской мешок. Там что-то есть…

Так началась моя работа. В мешке я нашел “дощьки”, связанные ремнем, пропущенным в отверстия (два, как на фотоснимке “Влесовой книги”). Посмотрел я на них и онемел!.. Однако Изенбек не разрешил их выносить даже по частям. Я должен был работать в его присутствии.

“Дощьки” были приблизительно (подчеркнуто Миролюбовым, как и в других местах ниже. – С.Л.) одинакового размера, тридцать восемь сантиметров на двадцать два, толщиной в полсантиметра. Поверхность была исцарапана от долгого хранения. Местами они были совсем испорчены какими-то пятнами, местами покоробились, надулись, точно отсырели. Лак, их покрывавший, или же масло, поотстало, сошло. Под ним была древесина темного цвета. Изенбек думал, что “дощьки” березового дерева. Я этого не знаю, так как не специалист по дереву.

Края были отрезаны неровно. Похоже, что их резали ножом, а никак не пилой. Размер одних был больше, других меньше, так что “дощьки” прилегали друг к другу неровно. Поверхность, вероятно, была тоже скоблена перед писанием, была неровна, с углублениями.

Текст был написан или нацарапан шилом, а затем натерт чем-то бурым, потемневшим от времени, после чего покрыт лаком или маслом. Может, текст царапали ножом, этого я сказать не могу с уверенностью.

Каждый раз для строки была проведена линия, довольно неровная, а текст был писан под ней так, как это на фотоснимке, который вы воспроизвели на страницах вашей книги. На другой стороне текст был как бы продолжением предыдущего, так что надо было переворачивать связку “дощек”, чтобы их читать (очевидно, как в листках отрывного календаря. – С.Л.). В иных местах, наоборот, это было, как если бы каждая сторона была страницей в книге. Сразу видно, что это многолетняя давность.

На полях некоторых “дощек” были изображения головы быка, на других – солнца, на третьих – разных животных, может быть, лисы, собаки или же овцы. Трудно было разбирать эти фигуры. По-моему, это были символы месяцев года. О них я напишу отдельно, в самом конце публикации текстов.

Буквы были не все одинаковой величины. Были строки мелкие, а были (и) крупные. Видно, что не один человек их писал. Некоторые из “дощек” потрескались от времени, другие потрухлявились, и я их склеивал при помощи силикатного лака. Об этом я уже писал.

Однако первые из “дощек” были мною читаны еще в двадцать пятом году, и я уже о них забыл подробности. Римские цифры, поставленные на некоторых из них, были сделаны мной. Надо же было их как-то пронумеровать.

Я посылал в Музей (Русский музей в Сан-Франциско. – С.Л.), по мере расшифровки текстов, то, что мог послать, а Кур их нумеровал – “документ № 13”, т. е. по порядку получения, а после подбирал по смыслу и нумеровал. Мне кажется, что в связке “дощьки” были перепутаны, а нумерация Кура близка к истине. Вот пока все, что могу сообщить о “дощьках”.

Первые “дощьки” я читал с огромными трудностями. А потом привык к ним и стал читать быстрее. Прочитанное я записывал. Буква за буквой. Труд этот тонкий. Надо не ошибиться. Нужно правильно прочесть, записать… Одна дощечка была у меня месяц! Да и после я еще сверял текст, что тоже брало много дней…

Роль моя в “дощьках” маленькая: я их случайно нашел у нашедшего их прежде Изенбека. А затем я их переписывал в течение 15 лет… Почему я взялся за эту перепись? Потому что я смутно предчувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории. Я ждал не того! Я ждал более или менее точной хронологии, описания точных событий, имен, совпадающих со смежной эпохой других народов, а также династий князей и всякого такого исторического материала, какого в них не оказалось!

Зато оказалось другое, чего я не предполагал: описание событий, о которых мы ничего не знали, обращение к патриотизму руссов, потому что деды переживали такие же времена, и т. д.».

Вышеприведенным письмом, в сущности, исчерпывается почти все, что мы знаем о дощечках как таковых. Само собою разумеется, что Ю. П. Миролюбов о глифах, т. е. о фигурах на полях дощечек, ничего не опубликовал. Впрочем, вряд ли он мог сообщить о них что-нибудь существенное после более чем 35 лет. Главное было упущено: при переписывании текста нигде не было отмечено, что такая-то дощечка имела такой-то глиф.

Отметим кстати, что Миролюбов в своем письме напрасно драматизировал обстоятельства: переписывал он текст дощечек не потому, что чувствовал, что они пропадут, а потому, что нуждался в древнем языке. Дощечек ему Изенбек не давал, а чтобы хоть что-нибудь понять, надо было разбить текст на слова.

Эту адскую работу он проделал, но у него не было достаточно времени, сил и интереса, чтобы понять содержание дощечек. Здесь есть и хронология, и события, и лица, но нет лишь той формы, которая пришла в летописи уже на века позже.