Шутки в сторону - Оксана Обухова

— Или здесь. — Методом научного тыка инвестор исследовал мои мозги.

— Лучше стойте там, — вздохнула я и помогла его прутику вернуться на прежнее место. — Отсюда вряд ли ваш разговор был детально записан. Вы ведь не кричали?

— Нет, нет, шепотом! — обрадовался Гнедой. — В том-то и дело, что шепотом!

Он собрался тут же встать и сбегать к следователю, но я остановила его, придержав за локоть:

— Юлий Августович, а мне-то что делать?

— А? Вам? — Он посмотрел на альпийскую горку и чирикнул: — Право слово, даже не знаю, что вам посоветовать.

Искренняя радость от «хитроумно» проведенной операции затопила Юлия Августовича до самой макушки, и я решила эту радость немного остудить:

— Туполев злющий, как черт. Ждет известий от следователя.

— Так я тут совершенно ни при чем! — воскликнул Юлий Августович.

— Рада за вас, но Назара Савельевича сейчас в этом не убедить. Сейчас господин Туполев не внемлет доводам рассудка, уж поверьте моему опыту.

— Так что же делать? — огорчился Гнедой и растерянно посмотрел на дом, где в этот момент следственная бригада подбивала итоги и, возможно, копала под него, любимого.

— Подождать, Юлий Августович. Чего вам бояться? Посидите тут, поизображайте вид оскорбленного достоинства, пусть Туполев потом ощутит свою вину в полном объеме. Я, например, эту ситуацию на все сто использую. Потом.

— Думаете? — Инвестор отвернулся от дома и прищурился на меня.

— А то. Из любой негодной ситуации можно извлечь выгоду…

Гнедой усмехнулся:

— А вы, Софья… штучка.

Интерес к моей персоне, прозвучавший в его голосе, напомнил мне нашу первую встречу у кадок с пальмами. Но в данный момент было необходимо, чтобы этот слащавый, самоуверенный мужчина прислушался к моим словам, а потому притворяться белой молью я прекратила. Встав с лавочки, просто улыбнулась в ответ:

— Не форсируйте событий, Юлий Августович. Все хорошо в свое время. Если сейчас вы начнете кричать о вашей невиновности, то только все испортите. Потерпите.

— Спасибо, — покачивая головой и, кажется, начиная догадываться, что я его некоторым образом использовала, с ухмылкой поблагодарил Гнедой. — Я ваш должник, Софья.

— Оставьте, Юлий Августович, мы все плывем в одной лодке, все ведем свою роль…

— И какова же ваша?

— Лучше нам это не обсуждать, — улыбнулась я и добавила: — Не распространяйтесь, пожалуйста, о нашем разговоре. Пусть остальные думают, что вы по-прежнему — один из подозреваемых.

Жесткая необходимость и недостаток времени заставили меня пойти на этот шаг и слегка открыть карты господину инвестору. Приходилось выбирать и идти на риск, приструнить нашего «гнедого», убедить его сидеть тихо и хотя бы временно не путаться под ногами. Вариантов у меня не было, как еще отсечь лишнего подозреваемого — быстро и наверняка, — я не знала. Если бы сейчас Юлий Августович помчался к следователю с радостным воплем «Я ни при чем, я ни при чем, отпустите меня домой!», то в клочки разметал бы комбинацию, которую я только-только начала выстраивать.

Пока нельзя показывать убийце, что следствие начало отсекать невиновных людей, нельзя его настораживать. Пусть продолжает быть одним из многих «неизвестных», уравнение лишь начало избавляться от «игреков».

Оставив Юлия Августовича и альпийскую горку, я бодро затрусила к веранде, где еще раньше заметила сидящих в плетеных креслах Жоржа, Полину и Антона. Начальник охраны бдительно выполнял распоряжение — беседа с Гнедым должна пройти тет-а-тет — и отлавливал на выходе из отеля любую помеху.

Пока в помехах числилась лишь пара наших голубей. Я промчалась по дорожке, заскочила на веранду и, не тратя лишних слов, бросила:

— Времени мало, Антон, Полина, вы мне понадобитесь оба. Я сейчас к Назару Савельевичу. Антон, обеспечь, пожалуйста, транспорт, мы едем в город. Полина, не исчезай, от Туполева я сразу к тебе.

Антон оставил мою просьбу без внимания (или готовить транспорт надобности не было) и отправился вслед за мной к номеру для новобрачных.

То, что мы там увидели, не понравилось ни мне, ни доверенному лицу олигарха.

Олигарх сидел возле низкого столика, на котором стояла наполовину опустошенная бутылка конька, и грел в ладонях очередную порцию. Увидев нас, Туполев поднял от бокала глаза и усмехнулся, к счастью, нисколько не пьяно.

— Знаешь, о чем я сейчас вспоминал? — проговорил он, пропуская меня взглядом и обращаясь к Антону. — Как она в первый раз нам заявила: «Выяснить все — довольно просто».

Я оглянулась на Антона и увидела, что он непонимающе поднял брови. Охранник настороженно смотрел на шефа, словно искал на его лице намек на растерянность или ждал приказа на решительные действия. Редко удавалось увидеть Антона, не сумевшего понять шефа с полуслова, с полувзгляда.

— Это когда она Самоеда принялась ловить, — с горькой усмешкой напомнил Назар. — Вспомнил? Мы четыре года ловили этого черта, а эта… эта пигалица пришла и говорит: «Я поймаю вам Самоеда». Просто — поймаю, — хлебнул коньяка и покачал головой. — И ведь поймала… Просто.

Настроение Туполева категорически мне не нравилось. Развернувшись к Антону лицом, я скроила зверскую физиономию и показала глазами на дверь. Когда патрон начинает бредить или ударяться в воспоминания, двух свидетелей высочайшей растерянности ему не надо. В таких случаях лучше выбрать для разговора нежные и понятливые женские уши, чем мужские, стальные и переломанные в спарринге. В подобных случаях важно нюансы расслышать, для приказов будет другое время, их отдают гораздо громче.

Антон понятливо дернул подбородком и испарился, как будто его и не было.

Назар наливал себе коньяка, ухода друга не заметил и продолжил к нему обращаться:

— А ведь она права — все довольно просто. Когда вокруг начинают убивать пачками. Сиди и жди — кто следующий. В конце останется только убийца…

Никогда раньше я не видела Туполева в таком состоянии, и отчасти винила в этом себя. Статуэтка Ники, кавалерийский наскок, грудь колесом — все для того, чтобы произвести впечатление? Возможно, я себе жутко льстила, но слишком многое намекало на это. Назар разумный человек. Пусть он не балует себя осторожностью, но в том, что он умеет быть крайне осмотрительным, я убеждалась множество раз.

Безусловно, в Назаре Савельевиче не завелось привычки «семь раз отмерь, один раз отрежь», Туполев — Человек-Топор. Но чувство меры ему никогда не изменяло. И приходилось думать, что для недавнего кавалерийского демарша у Назара были какие-то труднообъяснимые причины. Личные.

— Я ведь, — продолжал Назар, — мужика на смерть пригласил. — И поднял на меня красные от бессонницы глаза. — Я был обязан обеспечить ему безопасность. Это мой дом, он был моим гостем. Пусть невольным, не дорогим, но гостем…