Анахрон-2 - Елена Хаецкая

— Он техника, он спать не хочет…

И сунула Сигизмунду кассету, вынув ее из кармана.

— На, Морж, просветишься заодно…

За окнами проплывал ледяной заснеженный город, подсвеченный мертвенным сиянием фонарей. Из динамиков, до предела заполняя узкое пространство салона, сквозь отвратительное качество записи, рвался голос — неблагозвучный, утробный.

От лихого ума — лишь сума да тюрьма. От лихой головы — лишь канавы и рвы. От красивой души — только струпья и вши. От вселенской любви — только морда в крови…

Одновременно завораживал и раздражал контраст между интеллектуализмом текстов и исполнением, откровенно бьющим ниже пояса. И это было, пожалуй, сильно.

От бесплодных идей — до бесплотных гостей…[2]

Аська вдруг зашевелилась на заднем сиденье.

— А в тему, Морж, а? Ты не спи, не спи. Угробишься. Ну что, нравится тебе Янка?

Сигизмунду Янка не понравилась. На всякий случай сказал неопределенно:

— Ну…

Аська засмеялась, стряхивая с себя сон.

— Она с первого раза никому не нравится. А потом приколешься — не оторваться…

* * *

У подъезда Сигизмунд потянулся через сиденье, неловко обнял Вику.

— Зайдешь еще до отъезда? — спросил он.

— Так простились уж, — сказала Вика. И добавила с нарочитым акцентом: — Долгие проводы… Как это вы, русские, говорите?

Засмеялась и вышла из машины. Хлопнула дверь подъезда. Сигизмунд постоял еще немного. Потом поехал назад.

* * *

Четыре часа утра. Рассветет нескоро. Город уже заснул и еще не проснулся — стоял мертвый час «между волком и собакой». Сигизмунд гнал машину по пустынным улицам, а в голове бешено вертелись мысли.

В конце концов, мы так не договаривались! Что же получается? Хорошо было деду. Ему хоть целое племя сюда депортируй — на него все государство работало, того не ведая. А ему, Сигизмунду, что делать? Что ж теперь, до конца дней горбатиться, чтобы четырех вандалов в Питере «натурализировать»? Паспорта им купить, квартиры… Они же, подлецы, еще женятся, небось… Мужики-то молодые, здоровые…

Мысль вернулась к запаху в гараже. Неспроста там амбре усилилось, ох неспроста!.. Может, конечно, перенос раба таким образом сказывается… А вдруг нет? А вдруг в приемнике еще кто-то сидит? Может, там целый взвод каких-нибудь… Вавил?

От этой мысли Сигизмунду аж дурно стало. Экспе'имент, това'ищи, удался!

* * *

Открывал гараж с опаской. Запах оставался, хотя никаких других признаков вандальского взвода не наблюдалось. Ладно, подождут. Надо бы хоть пару часов поспать.

Сигизмунд вошел в квартиру. Там застоялся чужой тяжелый дух. Кобель пребывал в крайнем возбуждении. С точки зрения пса, гости источали на редкость соблазнительные запахи. Вообще, у кобеля имелась масса новых впечатлений, и он рвался поделиться ими с хозяином.

Сигизмунд отпихнул пса, выбросил из головы все мысли и направился в комнату. Лег, накрылся с головой одеялом и мгновенно заснул.

Сигизмунд решил так: пусть гараж от вони хоть треснет, но не полезет он, Сигизмунд, больше ни в какой Анахрон. И потому провел день в относительной идиллии с Вамбой и Вавилой.

Посмотрели по ого фильм «Конан-варвар». Вандалы сперва хмурились, вникали, потом, вникнув, оглушительно ржали. Охотно пугались чудовищ. Фильм им очень понравился. Особенно эпизод, когда Конан ударил кулаком верблюда, и верблюд упал. По просьбе благодарных зрителей Сигизмунд прокрутил эпизод восемь раз.

Ну, что еще? Посмотрели «Конана» вторично. Вамба упросил. Мол, вникнуть ему нужно во всех продробностях. У себя в селе рассказать. Лиутара, сына Эрзариха, подивить.

Лиутар — это их военный вождь.

Вавила вторично «Конана» не смотрел — он в это время спал. Проснувшись же, предложил Сигизмунду сыграть в кости. Сигизмунд в кости играть не умел, но вандалы быстро его обучили. Правила оказались нехитрые.

Сигизмунд сперва злился. Время бездарно проводить не любил. Но потом неожиданно втянулся — больно уж азартной оказалась игра. Проиграл шесть пуговиц с дедовского мундира. Потом отыгрался. Выиграл у Вавилы «пацифик». Кстати, оказалось — не пацифик, а одна воинская руна.

Во время игры вандалы страшно переживали, как дети, от неудач чуть не плакали, зато при выигрыше бурно ликовали.

Потом Сигизмунд опять проигрался в пух и прах. Играли в этот раз не на вещь — Вавила настоял, чтобы играть на прогулку в гизарнис карахо.

Сигизмунд полностью вошел в роль. Орал, возмущался, хватал Вавилу за грудки, требовал независимой экспертизы игральных костей, угрожал арбитражным судом. Вавила неприкрыто злорадствовал.

Но делать нечего: игорный долг — долг чести. Раба Дидиса дома оставили — и на том спасибо.

Вышли. Был уже вечер. Где-то в синих сумерках медовым голосом кликала своего пуделька соседка, Софья Петровна. Хорошо еще, что вандалов в национальном костюме не наблюдала. Все-таки стемнело.

В гараже стояла нестерпимая вонь. Вандалы сунулись, носами потянули. Вамба осведомился: отчего, мол, друг Сигисмундс, у тебя тут такой запах? Не от карахо ли воняет? Не сдохла ли карахо? Проверить бы надобно. Чем ты ее вчера кормил? У нас в селе был один человек, именем Гундерих, у него лошадь в сене мышиное гнездо съела и подохла. А дело было жарким днем, и вот наутро приходит Гундерих к своей лошади, а она…

Но Сигизмунд сказал, что это не карахо подохла. С карахо все в порядке. Это иное.

Вавила разговор охотно поддержал. Когда голову врагу отрубишь, поведал Вавила, помогая себе зверской мимикой и оживленной жестикуляцией, надлежит ее высушить как следует. И просолить. И тогда уже можно на поясе носить, как пристало, а то и к воротам прибить. Поначалу-то, конечно, пованивает голова. А у тебя, друг Сигисмундс, чую, много голов тут припасено. Ты опять, небось, с нами шутки шутишь. Ха-ха! И сняты они недавно. Где же битва столь славная случилась? И чьи то головы?

Сигизмунд молча вывел машину. Распахнул дверцу, пригласил гостюшек садиться.

Подсознательно Сигизмунд хотел попасть в облаву. Пусть бы остановили корыстолюбивые гаишники, допросили, потребовали документы. Не обнаружив документов, арестовали бы. Пусть все выйдет на чистую воду и сгорит огнем, но только пусть его, Сигизмунда, от вандалов избавят! НАВСЕГДА.

Не ведая о мыслях Сигизмунда, Вамба с Вавилой жались на заднем сиденье. Пугались. Потом понемногу расслабились. К окнам прилипли. Комментировать начали.

Страдая и ужасаясь, Сигизмунд методично раскрывал перед вандалами сокровища родного города: Ростральные колонны, Биржу, Исаакиевский собор с Медным Всадником, Адмиралтейскую иглу, Петропавловскую крепость с Монетным двором…