Мой милый враг - Конни Брокуэй
Шрифт:
Интервал:
— Да. Кто-нибудь из соседей наверняка отвез ее домой. Не думаете же вы, что она решится оставить Бернарда одного больше чем на час?
Не зная, что ответить, она промолчала и задумчиво посмотрела на него. Лунный свет озарял лицо Эйвери холодным сиянием, от которого, как ни странно, его смуглая кожа казалась еще темнее на фоне белой накрахмаленной рубашки и белоснежного галстука. Слегка взъерошенные ночным ветерком волосы ниспадали ему на лоб. Он был классическим олицетворением мужественности, и даже модный костюм не разрушал это впечатление, а лишь подчеркивал его рост, ширину плеч и мощную мускулатуру.
Вне зависимости от того, одобрял он ее поведение или нет, она была ему небезразлична, сколь бы непостижимым или неуместным это ни казалось. Радость овладела ее существом, и впервые в жизни она не стала противиться этому чувству.
— Зря вы его ударили, — заметила она.
— Кого? — Эйвери ответил слишком быстро, и Лили поняла: он ждал от нее именно этих слов.
— Мартина Камфилда. Я как раз была в коридоре и слышала, что он сказал, или, вернее, собирался сказать.
— Что за странное обвинение! — Эйвери усмехнулся и тут же громко чихнул. — Я джентльмен и не привык бить хозяина дома, в котором нахожусь. А вам бы я советовал оставить эту манеру подслушивать у дверей. Это только еще больше распаляет ваше и без того слишком пылкое воображение.
Однако теперь Лили уже точно знала, что не ошиблась, и никакие его слова уже не могли ничего изменить.
— Вы ударили его потому, что вам показалось, будто он играет моими чувствами, — ответила она.
Эйвери посмотрел на нее. Черты его лица невозможно было различить в полумраке экипажа, однако светлые волосы поблескивали в лунном сиянии, словно редкий металл в реторте алхимика.
— Если бы я действительно хотел кого-то ударить, — произнес он медленно, — то полагаю, что это одно из очень немногих оправданий для подобного поступка. Нужно быть последним подлецом, чтобы так пренебрегать чувствами дамы.
— Раз уж речь зашла о том, при каких обстоятельствах один джентльмен может ударить другого, не позволите ли вы мне взглянуть на дело с несколько иной стороны?
— Гм…
— Что, если джентльмен, который решил вступиться за честь дамы, неверно оценил степень ее увлечения? Допустим, названная дама с самого начала знала о том, что некто ухаживал за ней лишь для того, чтобы облегчить себе путь к будущим деловым переговорам. Может ли в таком случае джентльмен избить хозяина дома и при этом считать свой поступок оправданным?
— Один-единственный удар едва ли подходит под определение «избить хозяина дома», — возразил Эйвери.
— Понимаю.
На какое-то время в карете воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным постукиванием пальцев Эйвери по подоконнику и его периодическими приступами чихания.
— Вы позволили Мартину Камфилду вовсю увиваться за вами, заранее зная, что он делал это лишь для того, чтобы втереться к вам в доверие? — не выдержал он.
— Да.
Она чуть наклонилась к нему, однако не могла различить выражения его лица, поскольку лунный свет падал на него сзади.
— Но почему?
— Потому, что он единственный мужчина, который когда-либо оказывал мне знаки внимания, — откровенно заявила Лили, надеясь, что темнота скроет ее румянец. — И кроме того, вряд ли его холодные любезности означают, что он «увивался за мной вовсю». Ваш поцелуй был куда более… — Лили вдруг умолкла, придя в ужас от собственных слов, и забилась в самый угол экипажа. У нее перехватывало дыхание от его близости, запаха накрахмаленного белья, вида его гладко выбритого подбородка, на который как раз в этот миг упал луч света, звука его низкого раскатистого голоса.
— Камфилд просто глупец, — пробормотал наконец Эйвери и поднял руку. Лили затаила дыхание, а он осторожно провел пальцами по длинной пряди волос, упавшей ей на плечо. — Холодные любезности, говорите? Должен ли я…
Его губы приблизились к ней, и она потянулась им навстречу. Кончики его пальцев, коснувшись ее щеки, скользнули ниже, к подбородку, и приподняли ее лицо.
Он не мог не заметить, не мог не почувствовать, как велика была ее любовь к нему. Только это все равно не принесло бы им счастья…
— Кто смог бы остаться равнодушным при виде вас? — размышлял он вслух.
Она придвинулась к нему еще ближе, и тогда он как бы нехотя снова дотронулся пальцами до ее щеки.
Она закрыла глаза и прижалась щекой к его дрожащим пальцам, которые поглаживали ей кожу, скользили по векам, плавно обводили контур ее нижней губы.
— Лили… — Судя по голосу, Эйвери улыбался. — Вы так чертовски прекрасны. Я бы хотел…
Она сама хотела того же, однако не могла позволить ему выражать словами мечты, которым все равно не суждено было осуществиться. Слишком многое стояло между ними — дом, наследство и, что самое главное, будущее, которое они не могли разделить: он — потому, что никогда не согласится жить с ней иначе, как только в законном союзка, а она потому, что не желала быть игрушкой в руках мужчину
— Молчите, прошу вас! — взмолилась Лили глаза ее наполнились слезами. Она не хотела, да что там — просто не могла допустить, чтобы это дивное мгновение когда-нибудь кончилось. Лили повернула лицо навстречу теплой ладони гладившей ей щеку, и поцеловала ее в самую середину. Она почувствовала, как он замер, и туг же оказалась в крепком кольце его объятий, прижавших ее к груди с такой силой что у нее затрещали ребра. Одна его рука поддерживала ей затылок другая обвилась вокруг ее талии. Его губы коснулись ее виска, затем щеки и наконец краешка рта.
— Боже правый, Лили! Вы зажгли во мне…
— Пожар! — вдруг закричал Хоб со своего места на козлах кареты. — Боже всемогущий! Конюшня горит!
Лили отпрянула от Эйвери, вскочила на ноги и высунулась в окно, пытаясь разглядеть конюшню Милл-Хауса. Один из огромных стогов сена на лугу позади нее пылал словно — сильный огонь маяка. Порывы ветра раздували огромные языки пламени, которые уже лизали карниз с южной стороны. С конька крыши поднимались вверх смертоносные струйки дыма, исчезая в темном ночном небе.
Однако Хоб уже вовсю хлестал кнутом лошадь. Кобыла рванулась вперед, и Лили непременно выпала бы из окна если бы его сильные руки не поймали ее и не втащили обратно.
— Так вы можете убиться, — проворчал Эйвери.
Он посадил ее на сиденье напротив, стянул с себя парадный пиджак, сорвал с шеи белый шелковый галстук безнадежно смяв при этом жесткий накрахмаленный воротник.
Экипаж сильно накренился на неровной дороге, когда Лили вновь прильнула к окну, не в силах отвести взгляд от конюшни.
— Мои лошади! — Голос ее срывался. — Мои лошади… Эйвери крепко стиснул ее руку.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!