Хранитель секретов Борджиа - Хорхе Молист

– Но если у них возникнут подозрения и они станут выяснять, то узнают, что настоящий монах находится в Барселоне… – возразил Жоан.

– Вы правы, тем не менее это лучше, чем придумать имя, о котором никто не слышал. Если мы сделаем так, а они начнут расследование, то выяснят, что такого монаха просто не существует. Я уверен, что приближенные Савонаролы, отличающиеся исключительной подозрительностью, немедленно, как только вы появитесь в монастыре Святого Марка, пошлют письмо в монастырь Святой Катерины в Барселоне, чтобы удостовериться в подлинности вашей личности. Несмотря на то что накануне они получат письма от верховного инквизитора Испании – брата Томаса де Торквемады.

– Письма Торквемады?

– Именно так, за несколько дней до вашего прибытия Савонарола получит письмо от известного ему Торквемады, который также является доминиканцем, с вестью о том, что брат Рамон де Мур, посетив Рим, направляется во Флоренцию, чтобы ознакомиться с великой очистительной миссией, осуществляемой монахами доминиканского монастыря Святого Марка. Савонарола и Торквемада симпатизируют друг другу, хотя их взгляды не во всем совпадают. Поэтому мы уверены в том, что вас хорошо примут в монастыре Святого Марка в качестве испанского инквизитора, роль которого вы будете играть.

– Смею предположить, что письмо не будет подлинным…

– Нет, конечно нет, – продолжил объяснения монах, блеск голубых глаз которого свидетельствовал о том, что это дело весьма забавляло его. – И письмо, которое он получит накануне вашего прибытия, и письмо, которое будет при вас, – фальшивки. Мы гарантируем, что подписи будут великолепно подделаны, поскольку у Савонаролы имеется несколько предыдущих писем Торквемады. Как только вы прибудете, флорентийцы направят письма в монастыри в Барселоне и Авиле. Так случится, что эти письма доставят в Барселону лишь через месяц, а в Авилу – через полтора месяца после отправления. То же самое произойдет с ответными письмами. Поэтому в вашем распоряжении максимум два месяца для выполнения миссии.

Жоан в раздумье провел рукой по лысине, которая зудела после бритья.

– Я не только должен изображать из себя монаха-доминиканца, но еще и инквизитора, – недовольно сказал он. – Я очень сильно сомневаюсь в том, что смогу обмануть их.

– Вы сможете это сделать, если постараетесь. Мы будем следовать каноническому распорядку дня, как водится в доминиканских монастырях, станем молиться семь раз в день с раннего утра до полуночи. Мы изучим обычно читаемые там молитвы и те выдержки из Священного Писания, которые чаще всего используются доминиканцами. Также я поведаю вам жизнеописания святых, истории и сплетни, которые могут оказаться полезны вам. Когда вы наберетесь необходимого опыта, я представлю вас брату Пабло де Ольмедо, бывшему помощнику инквизитора Испании. Он дополнит необходимыми деталями ваше обучение.

– А власяница?

– Ее носят под одеянием, той стороной к телу, где находятся жесткие волоски из козьей шерсти. И это усмирение плоти производится во имя Господа. Оно не только укрепляет дух, но и помогает бороться с плотскими желаниями.

– Вы ее носите? – осведомился Жоан, ибо цветущий вид монаха отнюдь не свидетельствовал о том, чтобы он намеренно истязал себя.

– Нет.

– А почему я должен это делать?

– Потому что монахи, с которыми вы будете общаться, носят ее каждый день, а вы должны быть таким же, как они. Кроме того, они используют и другие власяницы, которые представляют из себя железные цепочки с шипами, впивающимися в тело.

– И также должны усмирять себя бичеванием хлыстами из ковыля в форме метлы, иногда с металлическими наконечниками, – сказал Жоан, отрицательно качая головой. – И все для того, чтобы бороться против мирских соблазнов.

В детстве он видел, как бичевали себя монахи в монастыре, и вздрогнул, вспомнив разлетавшиеся вокруг брызги крови.

– Да, – сказал брат Пьеро, с апломбом подтверждая сказанное. – И вы тоже будете это делать. В противном случае вам никогда не поверят и не примут в общину Святого Марка. Если вас разоблачат, то обвинят в святотатстве, поскольку вы носите монашеское одеяние, не будучи посвященным в монахи. Ну а потом… приговорят к смертной казни, скорее всего, на костре.

Книготорговец покачал головой. Он был ошарашен и не верил своим ушам. Меньше чем за час его жизнь кардинально изменилась и стала невыносимой. Его превратили в другого человека, изо всех сил стараясь сделать из него монаха, – и не только внешне. Он тосковал по Анне и своим близким. Очень сильно. И не знал, доведется ли увидеть их когда-либо снова. Он чувствовал жуткую тяжесть на сердце. Однако этот улыбчивый монах с голубыми глазами ему нравился. Жоану необходимо было высказаться, и он поведал новому знакомому о своих чувствах: душевной боли, тоске по близким, унижении, утрате свободы…

– Вы должны изменить образ своего мышления, – сказал Жоану монах, который внимательно слушал его, периодически кивая в знак согласия. – Забудьте о том, что вы теряете. С таким отношением вы однозначно провалите вашу миссию. Думайте о том, что через некоторое время вы вернетесь к своей обычной жизни. И наслаждайтесь тем, что приобретаете.

– Приобретаю? – воскликнул Жоан. – Какого черта я приобретаю?

– Монашескую жизнь. Близость к Богу.

Жоан смотрел на монаха и едва сдерживался, чтобы не ударить его. Тот просто смеялся над ним! Но, внимательно вглядевшись в его лицо, Жоан убедился, что улыбка, игравшая на губах монаха, не была циничной, а наоборот, это была счастливая улыбка человека, который только что сообщил радостную весть и сам радуется этому.

– Подумайте о послушнике, готовящемся принять духовный сан. Когда ему выстригают тонзуру и он видит, как падают на пол пряди его волос, он знает, что смиряет себя и теряет свободу, но делает это потому, что, как свободный человек, отдает себя в услужение Господу. И чувствует благодать, а это один из счастливейших моментов в его жизни. Обретите это счастье в тишине монастыря, брат Рамон. Если приложите к этому усилия, то у вас все получится.

Жоан вспомнил, как, будучи ребенком, иногда желал обрести покой и молился в монастыре, в котором жил. И даже завидовал брату Жауме – тот всегда казался счастливым и довольным. Он сказал себе, что брат Пьеро был прав и что, может быть, он найдет умиротворение в служении Господу. Жоан вздохнул, в памяти вдруг возник образ Анны.

– Я сильно тоскую по своей жене, – пожаловался он.

– Пользуйтесь власяницей, – ответил доминиканец.

Именно в тот момент Жоан подумал, что не будет соблюдать это требование дона Микелетто. То, что он согласился на опасную миссию, вовсе не означало, что ему надлежало превратиться в пленника. И Жоан решил бежать. Вечером, во время отдыха после девятичасовой молитвы, он предупредил своего наставника, что идет в отхожее место, расположенное в боковой излучине Тибра, и направился в сторону реки. Но пошел к крепости Сант-Анджело, которая защищала мост с тем же названием – единственный доступ в Ватикан из Рима. Он низко опустил капюшон, сделал вид, что молится, и поприветствовал ватиканских гвардейцев, надеясь, что они не узнают его в монашеском облачении. Он занял место в очереди направлявшихся в Рим людей, рассчитывая на то, что солдаты не обратят внимания на монаха, покидающего Ватикан, потому что наибольшее внимание они уделяли тем, кто, наоборот, входил. Через некоторое время, когда стало смеркаться, Жоан уже шел по мосту Сант-Анджело, глубоко вдыхая воздух свободы. Он сбежал из Ватикана и от дона Микелетто.