Неукрощенная - Элизабет Лоуэлл

– Сокровище, которому нет цены, – задохнулся он. – Сандаловое дерево и пряности, лучшие из благовоний.

Удовольствие рвалось из Мэг, ее тело рыдало и пело одновременно. Доминик смотрел на нее, наслаждаясь страстной дрожью Мэг, пока он исследовал влажные живые ножны, готовые принять в себя его острый меч. Доминик все глубже и глубже погружал свои пальцы в волшебную розу Мэг.

– Ты – настоящее чудо, моя Глендруидская колдунья.

Мэг медленно приоткрыла глаза. Ее руки скользнули от лица Доминика к напряженным мускулам его торса и оттуда – к твердой мужской плоти. От ее нежного прикосновения судорога свела мужское тело.

– Тебе больно, – прерывисто проговорила Мэг. – Дай мне исцелить тебя.

– Исцелить меня может только одно.

– Тогда я дам это тебе.

С яростной мощью Доминик раздвинул ее мягкую плоть и медленно подался вперед, хотя волны страсти призывали его к скорейшему облегчению. Мэг положила руки ему на бедра, она звала его, но тело ее было напряжено, и он боялся поранить ее.

Вдруг Доминик почувствовал упругую завесу невинности и застыл. Он не смел в это поверить. Потом ощущение счастья, почти мучительное по своей силе, охватило его и еще какое-то мальчишеское самодовольство, что он – первый. На теле Доминика выступил пот. Мэг инстинктивно хотела притянуть мужа поближе к себе, но Доминик сопротивлялся со сдержанной силой, которой была напоена его нежность.

– Лежи тихо, – прошептал он. – Ничего хорошего не выйдет, если я сделаю тебе больно.

– Это будет больнее, чем удары лорда Джона?

– Нет, – ответил Доминик, нежно покусывая ее шею, – я никогда не причиню тебе такой боли. Это совсем другая боль. Но если я надавлю сильнее, у тебя пойдет кровь.

– Острый меч всегда высекает кровь.

– В таком бою – только один раз. Верь мне, соколенок, только один раз.

Движением своего гибкого тела Мэг завлекла Доминика глубже в себя, и на этот раз он не пытался отстраниться. Вместо этого Доминик с глухим стоном наконец-то исполненного желания погрузился в сердцевину золотого пламени Мэг, и удовольствие, которое она почувствовала, было гораздо больше, чем боль. Мэг была одним целым со своим воином, тела слились в едином ритме, и последняя молния блаженства одновременно пронизала обоих. И в этот миг зазвенели слова Доминика: «Полюби меня, Мэг. Исцели эту землю и дай мне сына».

После нападения Риверсов во время охоты прошло три дня. Каждый вечер Доминик выходил на стену Блэкторнского замка, вслушивался в сгущавшуюся тишину. С высокой стены он видел серебристый туман, мерцающий над рыбными прудами, реку и далекое озеро, черные силуэты дубов, отставших овец, которых длинноногие пастушьи собаки гнали в овчарню.

Но ни разу Доминик не заметил Дункана из Максвелла и его Риверсов, хотя и знал, что они где-то поблизости.

Кто-то подошел к Доминику со стороны угловой башни. Не глядя, он узнал шаги Саймона.

– Прекрасный вечер, – сказал Саймон.

Доминик только хмыкнул.

– Тогда отвратительный вечер. – Доминик снова хмыкнул, думая о чем-то своем. – Значит, у тебя плохое настроение, – предположил Саймон. – У меня новости от твоего отряда.

Теперь Доминик внимательно слушал Саймона.

– Где они сейчас?

– В девяти днях пути отсюда, если не помешает шторм. На дорогах грязь, и лошадям было не пройти.

– Что за черт! – выругался Доминик.

Саймон немного помолчал и потом спросил брата:

– Могу я со своим отрядом выступить против Риверсов вместо тебя?

– Конечно. Но они не примут боя. Они не так глупы и понимают, что наши воины обучены лучше.

– Свен согласен с тобой.

Доминик повернулся к брату.

– Он уже вернулся?

Саймон кивнул.

– Пошли за ним.

Не успел Доминик договорить, как из темного угла башни выступил человек. На нем были мягкие туфли из кожи, которые делали его шаги неслышными. В этом заключалось главное искусство Свена – он мог незаметно войти и долгое время оставаться невидимым в любом месте. Доминик никогда не встречал раньше такого тихого человека.

– Тебе подали ужин? – спросил он.

– Да. – Голос у Свена тоже был тихий и мягкий. – Господин, у меня мало времени. Я должен как можно скорее вернуться в Карлайсл к своему стаду.

Доминик улыбнулся: стадо было сплошь в кольчугах.

– Что ты узнал?

– Риверсов становится все больше.

– Сколько их сейчас?

– Восемь рыцарей, двенадцать сквайров, тридцать простых солдат.

– Верховые?

– Это их главная трудность. У них только две хорошие лошади, остальные – настоящие клячи. Отряд ждет прибытия хорошо объезженных скакунов из Шотландии со дня на день.

– Оружие?

– Они вооружены так же хорошо, как и мы. Они очень жестоки и свирепы. В этом они похожи на своих кровожадных предков – викингов. Я-то знаю, что это значит.

Доминик усмехнулся: Свен был очень горд своими северными корнями. Рыцари часто потешались над ним из-за его постоянной похвальбы, но никто никогда не осмелился сказать это Свену в глаза.

В темноте раздался свирепый лай и затем человеческий крик.

– У нас иногда воруют хлеб, – заметил Доминик, – но Прыгунья не дает уйти ни одному вору.

– Когда прибудут остальные рыцари? – осведомился Свен.

– Через девять дней, может быть, и позже.

– Не скоро. Риверсы будут готовы к атаке в половину этого времени.

– Мы можем отразить натиск и выдержать осаду, – сказал Саймон.

– Тогда они сначала нападут на идущий к нам отряд и обозы, а потом доберутся и до нас, – возразил Доминик.

– Точно так, – согласился Свен. – Это план Дункана. Он умный парень.

– А что ты знаешь о Риверсах? Они будут сражаться вместе с Дунканом? – спросил Доминик Свена.

– Лучшие из них – да. Остальные пойдут за любым, кто пообещает им резню и богатую добычу, даже за Рыжим.

– Двоюродным братом Дункана? Он тоже хороший воин?

– Нет. Дункан похож на тебя, господин. Его люди пойдут за ним даже в ад. А за Рыжим пойдут одни собаки, и то если он приманит их куском сырого мяса.

Доминик задумчиво посмотрел вдаль. С тех пор как Мэг стала его настоящей женой, ей каждую ночь снились кошмары, и она просыпалась, покрытая холодным потом. Сны были разными, но вещали об одном и том же: «Грядет опасность. Какая опасность? Чума? Осада? Яд? Я не знаю. Я не знаю. Каждую ночь ближе, ближе, ближе». Доминик обнимал Мэг, гладил ее волосы, согревал своим теплом, а потом наступал рассвет. Но вслед за спокойным днем всегда следовала тревожная ночь.