Считается убийством - Миранда Джеймс

– Доброе утро, – сказала она.

– Доброе утро, – ответил я. – Как вы?

– Умоталась.

Подавив зевок, она подошла к холодильнику, открыла его, достала поллитровую пластмассовую бутылку молока и открутила крышку. Мы с Шоном смотрели, как она выпила молоко и швырнула пустую бутылку в мусорное ведро.

– Вы, надо думать, всю ночь были в больнице, – сказал Шон, когда Синтия, не говоря больше ни слова, собралась пройти мимо нас. – Вам сказали, что здесь вчера произошло?

Она остановилась и впилась взглядом в моего сына.

– Я была в больнице с семи часов вечера. О чем вы говорите?

– О жене вашего кузена, – сказал я.

– А что с Элоизой? – Синтия покачала головой. – Ей нездоровится? Мне пойти ее проведать?

Это не вызывало у нее восторга, и я подумал, что она хочет только одного: спать.

– Нет, я с прискорбием должен вам сообщить, что Элоиза умерла. Ее вчера ночью нашла ваша тетя.

Я не знал, как отреагирует Синтия, при всех наших предыдущих встречах она проявляла железное самообладание.

Но она обмякла, позволила сумке соскользнуть с плеча на пол. Видно было, что она потрясена.

– Что с ней произошло?

– Стюарт со слов вашей тети рассказал, что это была аллергическая реакция на какой-то продукт.

– Хотите сказать, то же самое, что у дяди Джеймса? – Синтия нахмурилась, морщины пересекли ее лоб. – Но откуда у нее мог взяться арахис?

– Я подозреваю, что в печенье, – сказал я. – Как и в случае вашего дяди.

Синтия словно не слышала меня, она смотрела в пространство поверх моего плеча:

– Вот подонок!

– Простите? – удивился я. Рядом со мной мяукнул Дизель.

– Извиняюсь, – ответила Синтия, снова сфокусировала взгляд на нас с Шоном, посмотрела вниз на кота, затем опять на меня. – Кажется, я знаю, чье это было печенье.

У меня заколотилось сердце: вот, может быть, и свидетельство причастности Трутдейла к убийству!

– Чье же? – спросил Шон.

– Вчера вечером, когда я шла в гараж через черный ход, я заглянула сюда. Я всегда так делаю. Беру с собой какой-нибудь еды, потому что больничная столовая по ночам закрыта, – она помолчала. – Я была на пороге, – она указала на дверь, через которую мы зашли, – и услышала, что у дворецкого в буфетной звонит телефон. Я вошла и увидела Трутдейла вон там.

Она показала на дверь на стене напротив, шагах в пятнадцати, и двинулась туда, а Шон, Дизель и я последовали за ней.

– Он пошел в буфетную к телефону, но сначала что-то поставил вот на этот стол, – Синтия положила руку на стол, стоящий у стены. – Я подошла к холодильнику, взяла сыра, винограда и пару яблок, положила в пакет для завтраков, а потом посмотрела в сторону двери. Вот тогда я увидела на столе тарелку, которую Трутдейл туда поставил.

Я порядком извелся и, когда она замолчала, не смог удержаться:

– Что же было на тарелке?

– Печенье. Некрупное, штук двадцать.

Мы с Шоном переглянулись. Причастность Трутдейла к убийству Элоизы определенно подтвердилась, но как доказать, что это он дал ей печенье? Особенно учитывая, что все оно было съедено.

– И что вы сделали дальше, ушли? – спросил Шон.

– Да, но сначала стащила одно печенье. Я выскочила за дверь, пока Трутдейл не вернулся, решив, что он не заметит пропажи, – сказала Синтия с некоторым смущением. – Обычно я не ем сладкого, только фрукты, но печенье было уж очень соблазнительное, я подумала, что одно не повредит.

– И вы его съели?

Если бы каким-нибудь чудом оказалось, что нет, это печенье могло бы стать необходимой нам уликой.

– Я очень хотела, – сказала Синтия. Она вернулась на другой конец кухни, где лежала на полу ее сумка, нагнулась, покопалась в ней и достала пакет для завтраков, из тех, у которых плотная застежка и ручка. – Я сунула печенье сюда, но когда у меня выдалась минута поесть, оказалось, что оно все раскрошилось. Я не стала его собирать, вместо этого перекусила фруктами и сыром, а крошки оставила в пакете.

Мы с Шоном приблизились, она расстегнула пакет и показала нам содержимое; я заглянул внутрь, едва дыша от волнения. На маленькое красное яблоко налипли крошки.

– Как хорошо, что вы их не выкинули! – сказал я. – Это серьезная улика.

– Если окажется, что в крошках есть арахис, – педантично, как и полагается юристу, заметил Шон. – Если нет, то грош цена твоей улике.

– И что мне делать с крошками? – спросила Синтия. – Я так вымотана, что с ног валюсь.

– Я вижу, что вы очень устали, – сочувственно сказал я. – Но тут исключительная важность, вам надо как можно скорее доставить их в управление шерифа.

– Вы правы, – сказала Синтия. – Что ж, отоспаться я и позже успею. Следующая смена в больнице у меня только в пятницу вечером.

– Мне кажется, есть смысл поехать прямо в участок, – сказал Шон, – пока Трутдейла не отпустили.

– Хорошая мысль, – сказал я, – давайте. Шон, ты поведешь машину, а я сейчас позвоню и предупрежу, чтобы нас ждали с новыми важными доказательствами.

Синтия застегнула пакет и положила его обратно в сумку. Она вышла из кухни вслед за Шоном, прямо за ними Дизель, а последним я; в руках у меня уже был мобильный телефон, и я набирал номер управления шерифа.

В субботу за праздничным ужином нас было четверо: по такому торжественному поводу к нам с Шоном и Стюартом присоединилась Хелена Луиза Брейди. Или нет, на самом деле шестеро, потому что Дизель и Данте, разумеется, тоже присутствовали.

Стюарт настоял на том, чтобы ему доверили приготовление ужина. В честь визита Хелены Луизы – и шоколадного торта, который она принесла на десерт – он приготовил луковый суп вишисуаз, курицу в вине и стручковую фасоль. Я вспомнил, что Хелена Луиза однажды рассказывала, что вишисуаз, скорее всего, изобрели в Америке, и, хотя повар был француз, работал он в отеле «Ритц-Карлтон» в Нью-Йорке. Но независимо от того, где придумали этот суп, он был потрясающе вкусным.

Ни для Хелены Луизы, ни для Стюарта знакомство с новыми людьми, как я понял, никогда не составляло проблемы. Они, что называется, спелись, и всю первую половину ужина мы с Шоном слушали их болтовню друг с другом.

Когда, наконец, очередь дошла до десерта и каждый получил чашку кофе и большой кусок торта, Хелена Луиза повернулась ко мне и сказала:

– Хватит о еде, хотя мы со Стюартом можем обсуждать ее часами. Как продвигается дело убийцы-дворецкого?

Она впилась в меня глазами. Я прожевал кусок возмутительно восхитительного торта и ответил:

– Ему официально предъявили обвинение в убийстве Элоизы.